— Чего хочешь? — спросил Кай.
— Такшан сказал, чтоб я отнесла тебе еды, — прошелестела она негромко, но твердо. И тени забитости не было в этом неясном существе. А ведь шла так, словно успела испробовать плетей, старалась, чтоб платье не касалось спины.
— Это все? — нахмурился Кай.
— Все, — кивнула она и после некоторого раздумья добавила: — И еще он сказал, что если ты захочешь…
— Обычно рабынями не разбрасываются, — заметил Кай.
— Я порченая, — вымолвила она чуть слышно.
— Больная? — не понял Кай.
— Порченая, — повторила девчонка, отвела в сторону миску, потянула ворот платья и показала Каю несколько сочащихся сукровицей ран — одну длинную, тонкую отметину от ключиц до начала припухлости девичьей груди и с десяток поменьше, но глубже.
— Чем это? — нахмурился Кай.
— Рукоятью вертела, — гордо расправила плечи девчонка. — Вот эту я, а вот эти Такшан, когда порчу заметил. Осерчал.
— Зачем? — не понял Кай. — Сама себя-то зачем?
— Плохой товар — долгий покупатель, — зашептала она. — Больше времени, чтобы убежать.
— Разве от Такшана убежишь? — прищурился Кай.
— Убежала уже один раз, — гордо выпрямилась девчонка. — Два месяца в бегах была!
— И куда бегала? — спросил охотник.
— На море хотела посмотреть!
Заносчиво сказала, глаз прищурила, следующего вопроса ждала.
— И посмотрела? — спросил так, как хотела.
— Посмотрела! — расплылась в улыбке. — Даже полежала на хурнайском песке.
— А потом-то как тебя угораздило?
— Хотела в Гиену уйти на зиму, поискать родных, но под Намешей опять же на Такшана и наткнулась. Недавно. Он, как оказалось, уже успел раз со своим грузом обернуться. Не повезло. Он к тому же ярлык на меня не выбросил, так и попала опять в клетку…
— Высек? — спросил Кай.
— Высек, — вздохнула девчонка. — А я тогда вертелом себя прижгла. А уж после и он… И вообще…
В глазах ее заблестели слезы.
— А если останется шрам? — скрипнул зубами Кай.
— Точно останется. — Она гордо улыбнулась.
— Каша-то хоть не порченая? — поинтересовался Кай.
— Каша хорошая. — Она вздохнула.
— Охранники что едят?
— Мясо, — поморщилась девчонка. — Сушеное мясо без хлеба. Запивают водой. Ужас!
— Вас чем кормят? — спросил Кай.
— Такой же кашей. — Она сглотнула слюну. — По две горсти три раза в день. Мне по одной горсти. Я порченая. К тому же беглая.
— Ты падала в голодный обморок в Кривых Соснах? — понял Кай.
Она не ответила. Поджала губы, попробовала сузить взгляд, но глаза все равно оставались большими.
— Ешь, — сказал Кай.
Она не сказала «нет», но взглядом, дрожью, пронзившей тонкое тело, дала понять, что за ней могут смотреть.
— Ешь, — приказал Кай. — Такшану скажешь, что на шрамы мне плевать, я и сам в шрамах, да вот хоть на лбу, а девок люблю толстых.
Не испугалась, даже смешинка мелькнула в глазах, но есть стала, забрасывая в рот комки каши и быстро облизывая пальцы. И даже руками делала это аккуратно.
— Съела, — прошептала чуть слышно.
— Иди, — разрешил Кай.
Она уже шагнула в сторону обоза, остановилась, посмотрела назад через плечо, произнесла чуть слышно:
— В лесу очень тихо. Неспроста.
— Почему так думаешь? — спросил Кай.
— У меня бабка была ведьмой, ведуньей, — стала с присвистом шептать девчонка, словно кто мог услышать ее слова. — А я в нее. Чувствую.
— Что же, правильная у тебя была бабка, — кивнул Кай. — Иди уж.
Он был недоволен собой, потому что позволил себе посочувствовать девчонке, хотя прекрасно знал, что сочувствие — словно дыра в мешке. Кажется, через нее способно протиснуться лишь зернышко, но не успеешь оглянуться, как мешок становится пуст, и вот уже несет его ветром как драную тряпку.