Выбрать главу

Хестер и Мадже пришлось бежать в Америку, в Северный Голливуд, если точнее, где Хестер начала процедуры для того, чтобы Маджа стал американским гражданином.

Бывшая учительница, Хестер также стала обучать Маджу пользоваться одеждой, английским языком, калифорнийским пивом и винами, телевидением и продуктами питания, купленными в ближайшем супермаркете «Счастливого Пути». Маджа не только смотрел телевидение, он в нем появлялся вместе с Хестер, и они объявили там о своей любви публично. Затем вернулись к себе в Северный Голливуд и занялись любовью. После этого Маджа сидел посередине ковра со своими английскими грамматиками, пил пиво с вином, пел свои народные песнопения и играл на бонгах.

Хестер работала над книгой о Мадже и Хестер. Крупный издатель ожидал. Хестер нужно было только записать книгу на бумагу.

Однажды утром около 8 часов я лежал в постели. За день до этого я проиграл 40 долларов в Санта-Аните, на сберкнижке в Калифорнийском Федеральном Банке денег оставалось до опасного мало, и я не написал ни единого приличного рассказа за весь месяц. Зазвонил телефон. Я проснулся, чуть не сблевнул, прокашлялся и снял трубку.

— Чинаски?

— Ну?

— Это Дэн Хадсон.

Дэн издавал в Чикаго журнальчик Огнь. Платил он хорошо. Он был и редактором, и издателем.

— Привет, Дэн, мать твою…

— Слушай, у меня как раз есть штучка для тебя.

— Какой базар, Дэн. Что такое?

— Я хочу, чтобы ты взял интервью у этой сучки, которая вышла замуж за людоеда.

Чтоб секса ПОБОЛЬШЕ. Намешай любви с ужасом, понял?

— Понял. Я этим всю жизнь занимаюсь.

— Тебе светит 500 баксов, если сделаешь к 27 марта.

— Дэн, за 500 баксов я сделаю Бчрта Рейнольдса лесбиянкой.

Дэн дал мне адрес и номер телефона. Я встал, сполоснул рожу, выпил две Алка-Зельцера, открыл бутылку пива и позвонил Хестер Эдамс. Я рассказал ей, что хочу увековечить их отношения с Маджей Турупом в виде одной из величайших историй любви ХХ века. Для читателей журнала Огнь. Я заверил ее, что это поможет Мадже добиться своего американского гражданства. Она согласилась на интервью в час дня.

Квартира у нее была на третьем этаже в доме без лифта. Она открыла дверь сама.

Маджа сидел на полу со своими бонгами, пил из пинтовой бутылки не шибко дорогой портвейн. Он сидел босиком, в узких джинсах, в белой майке с черными полосками, как у зебры. Хестер была одета идентично. Она вынесла мне бутылку пива, я вытащил сигарету из пачки на кофейном столике и начал интервью.

— Вы впервые встретили Маджу когда?

Хестер привела мне дату. А также точное время и место.

— Когда вы впервые начали испытывать к Мадже любовные чувства? Каковы именно были обстоятельства, вызвавшие их?

— Н-ну, — сказал Хестер, — это было…

— Она любить меня, когда я давать ей штука, — произнес Маджа с ковра.

— Он довольно быстро английский выучил, не правда ли?

— Да, он очень сообразительный.

Маджа взял с пола бутылку и высосал здоровенный глоток.

— Я вставлять эта штука в нее, она говорит: «О боже мой о боже мой о боже мой!»

Ха, ха, ха, ха!

— Маджа великолепно сложен, — сказала она.

— Она ест тоже, — произнес Маджа, — она ест хорошо. Глубокая глотка, ха, ха, ха!

— Я полюбила Маджу с самого начала, — сказала Хестер, — все в его глазах, в его лице… так трагично. И то, как он ходит. Он ходит, ну, он ходит, как будто тигр.

— Ебать, — произнес Маджа, — мы ебемся мы еби ебемся еб еб еб. Я уже уставать.

Маджа сделал еще глоток. Посмотрел на меня.

— Ты ее еби. Я устал. Она большой голодный туннель.

— У Маджи есть подлинное чувство юмора, — сказал Хестер. — Это еще один штрих, от которого он мне стал дороже.

— Одно дорогое тебе во мне, — произнес Маджа, — это мой телефонный столб писька-пулемет.

— Маджа пил сегодня с самого утра, — сказала Хестер, — вы должны его извинить.

— Возможно, мне лучше зайти в следующий раз, когда ему станет лучше.

— Я думаю, что да.

Хестер назначила мне встречу в 2 часа на следующий день.

Так тоже сгодится. Мне все равно нужны были фотографии. Я знал одного задроту-фотографа, некоего Сэма Джекоби — хороший фотограф, сделает все по дешевке. Я прихватил его с собой. Стоял солнечный день с очень тонким слоем смога. Мы поднялись к двери, и я позвонил. Никто не ответил. Я нажал еще раз.

Дверь открыл Маджа.

— Хестер нет, — сказал он, — она ушла в магазин.

— У нас было назначено на 2 часа. Мне бы хотелось зайти и подождать.

Мы вошли и сели.

— Я поиграю вам барабан, — сказал Маджа.

Он поиграл на барабанах и спел несколько песнопений из джунглей. Довольно неплохо. Он деловито заканчивал еще одну бутылку портвейна. По-прежнему в полосатой майке и джинсах.

— Еби еби еби, — сказал он, — она только это хочет. Она меня злит.

— Ты скучаешь по джунглям, Маджа?

— Против течения не насрешь, папаша.

— Но ведь она тебя любит, Маджа.

— Ха, ха, ха!

Маджа сыграл еще одно соло на барабанах. Даже пьяный он был хорош.

Когда Маджа закончил, Сэм сказал мне:

— Как ты думаешь, у нее может быть пиво в холодильнике?

— Может.

— Что-то нервы разыгрались. Мне нужно пива.

— Давай. Принеси два. Я ей еще куплю. Надо было с собой принести.

Сэм встал и ушел на кухню. Я услышал, как открылась дверца холодильника.

— Я пишу статью о тебе и о Хестер, — сказал я Мадже.

— Большой дыры женщина. Никогда не полная. Как вулкан.

Я услышал, как Сэма рвет на кухне. Он сильно пил. Я знал, что он с бодуна. Но все равно — один из лучших фотографов в округе. Затем все стихло. Сэм вышел.

Сел. Пива с ним не было.

— Я поиграю барабаны опять, — сказал Маджа. Он снова сыграл на барабанах.

По-прежнему неплохо. Но не так хорошо, как в прошлый раз. Видать, вино действовало.

— Пошли отсюда, — сказал мне Сэм.

— Мне надо дождаться Хестер, — ответил я.

— Мужик, да пойдем же, — сказал Сэм.

— Вы, парни, хотите вина? — спросил Маджа.

Я встал и вышел на кухню за пивом. Сэм за мной. Я двинулся к холодильнику.

— Пожалуйста, не открывай дверцу! — простонал он.

Сэм подошел к раковине и снова стравил. Я посмотрел на дверцу холодильника.

Открывать ее я не стал. Когда Сэм закончил, я сказал:

— Ладно, пошли.

Мы вышли в комнату, где Маджа все так же сидел со своими бонгами.

— Я поиграю барабан еще, — сказал он.

— Нет, спасибо, Маджа.

Мы вышли, спустились по лестнице на улицу. Сели в мою машину. Я отъехал. Я не знал, что и сказать. Сэм не говорил ничего. Мы находились в деловом районе. Я подъехал к заправке и попросил служителя залить обычного. Сэм вышел из машины и пошел к телефонной будке звонить в полицию. Я увидел, как он выходит из будки.

Расплатился за бензин. Интервью не взял. 500 баксов прощелкал. Я сидел и ждал, пока Сэм подойдет к машине.

Убийцы

Гарри только сошел с товарняка и теперь шел по Аламеде к Педро выпить чашечку грошового кофе. Стояло раннее утро, но он помнил, что у Педро раньше открывались в 5. Там можно было за никель посидеть и час, и два. Подумать. Вспомнить, где облажался, а где все сделал правильно.

У Педро было открыто. Мексиканочка, подавшая ему кофе, посмотрела на него, как на человека. Голь знает жизнь не понаслышке. Хорошая девушка. Ну, скажем, достаточно хорошая девушка. Вообще-то, все они означают напасти. Всч в жизни означает напасти. Он припомнил услышанное где-то утверждение: Напасти — Определение Жизни.

Гарри сел за один из старых столиков. Хороший у них кофе. Тридцать восемь лет — и жизнь кончена. Он сербал кофе и вспоминал, где облажался и где нет. Он просто устал: от игры в страхование, от кабинетиков, высоких стеклянных загонов, от клиентов. Он просто устал обманывать жену, обжимать секретарш в лифтах и вестибюлях; устал от рождественских и новогодних вечеринок, дней рождения, проплат за новые машины и мебель — свет, газ, воду — от всего проклятущего комплекса необходимостей.