Условия в лодке, ужасные и так, стали ещё хуже. Всё наше снаряжение было мокрым насквозь. Плита плавала на дне лодки, а остатки последнего хуша, казалось, разметало повсюду. Ещё до 3 часов ночи, когда мы все были переохлаждены почти до абсолютного предела, нам удалось разжечь плиту и приготовить горячие напитки. Плотник страдал особенно, но показывал твёрдость и дух. Винсент ещё на прошлой неделе перестал быть активным членом экипажа, и я не могу точно сказать, что стало причиной этого. Физически он был одним из самых сильных людей в лодке. Он был молод, служил на траулерах в Северном море и, по идее, должен был способен выносить тяготы и лишения лучше, чем Маккарти, который был не настолько силён, но всегда счастлив.
На следующий день (6 Мая) погода улучшилась, и мы увидели проблески солнца. Наблюдения Уорсли показали, что мы находились не более чем в ста милях от северо-западной оконечности Южной Джорджии. Ещё два дня с попутным ветром и мы бы увидели вожделенную землю. Я очень надеялся, что задержек не будет, так как наши запасы воды были очень малы. Горячий напиток ночью был крайне необходим, но я решил, что ежедневный рацион воды теперь должен быть сокращён до половины пинты на человека. Куски льда, которые мы взяли с собой, давно закончились. Мы зависели от воды, которую взяли с острова Элефант, и наша жажда усиливалась из-за того, что теперь приходилось пить солоноватую воду из бочки, повреждённой в полосе прибоя во время погрузки. Тогда в неё попала морская вода. Жажда завладела нами. Я не мог позволить увеличить потребление воды, так как неблагоприятным ветром нас могло отнести от острова и продлить наше путешествие ещё на много дней. Недостаток воды является всегда самым тяжёлым лишением, на которое только могут быть обречены люди, и мы знали из опыта нашего предыдущего путешествия, что солёная вода на одежде и солёные брызги, хлещущие по лицам, невероятно быстро усиливают жажду до нестерпимой боли. Мне приходилось быть очень твёрдым, отказывая в разрешении каждому в завтрашней норме, которую иногда меня умоляли выдать. Мы тупо делали необходимую работу и надеялись на землю. Я изменил курс к востоку, чтобы быть уверенным, что не пройдём мимо острова, к которому будет невозможно вернуться, если мы проскочим его северную оконечность. Курс был проложен на клочке карты с описанием тридцати мильной береговой линии. Этот день и день следующий мы провели словно в одном сплошном кошмарном сне. Рты пересохли, языки распухли. Ветер был всё ещё силён и приличное волнение вынуждало идти с осторожностью, но любая мысль об опасности со стороны волн хоронилась ощущением неистовой жажды. Единственными яркими моментами были те, когда каждый получал одну кружку горячего молока за долгие мучительные часы вахты. Всё было плохо для нас в те дни, но постепенно приближалась развязка. Утро 8 мая выдалось тусклым и штормовым, с порывами северо-западного ветра. Мы обшаривали глазами водную гладь в поисках признаков земли и, хотя видели не более того, с чем встречались наши глаза в течение многих предыдущих дней, мы радовались ощущению, что цель близка. В десять часов утра мы прошли мимо небольшого пятна водорослей, хорошего признака приближающейся земли. Час спустя мы увидели двух бакланов, сидящих на большом скоплении водорослей, и поняли, что были в пределах десяти пятнадцати миль от берега. Эти птицы словно индикатор близости земли, словно маяк, они никогда не улетают далеко в море. Мы пристально смотрели вперёд со всё возрастающим остервенением и в 12.30 сквозь разрыв в облаках Маккарти увидел проблеск чёрных скал Южной Джорджии, ровно через четырнадцать дней после нашего отплытия с острова Элефант. Это был радостный момент. Нас, слабых, обмороженных, мучимых жаждой, ослепило счастье. Дело было почти сделано.
Мы направились к берегу, высматривая место высадки и даже видели зелёную кочковатую траву на карнизах разбитых прибоем скал. Впереди нас и к югу буруны говорили о наличие рифов вдоль побережья. Здесь и там грозные скалы спускались к поверхности моря и о них разбивались огромные волны, с неистовством завихряясь и взлетая на тридцать сорок футов в воздух. Наша потребность в воде и отдыхе был почти отчаянной, но попытаться совершить высадку в это время было равносильно самоубийству. Приближалась ночь, а признаки погоды были неблагоприятными. Но ничего не оставалось, кроме как дожидаться утра, и мы остались на правом галсе невдалеке от берега, покачиваясь в высоком западном волнении. Медленно тянулось время в ожидании рассвета, который должен был возвестить, как мы горячо надеялись, о заключительном этапе нашего путешествия. Наша жажда была мучительной, мы едва могли прикоснуться к нашим продуктам, холод, казалось, проникал прямо сквозь наши ослабленные тела. Но в 5 часов утра ветер сменился на северо-западный и быстро усилился до сильнейшего урагана, с равным по силе которому никто из нас никогда не сталкивался. Началось сильнейшее перекрёстное волнение, ветер просто надрывался, отрывая вершины волн и превратив морской пейзаж в сплошной туман из летящих брызг. Вниз в ложбины, вверх на гребни, напрягаясь до кончиков швов, храбро, но с большим трудом сражалась с ураганом наша маленький лодка. Мы знали, что ветер и море отнесут нас к берегу, но ничего не могли поделать. Рассвет открыл нашему взору ревущий штормовой океан, утро прошло вне видимости земли, но в час дня, сквозь разрыв летящей пелены, мы увидели проблески огромных скал острова и поняли, что наше положение стало отчаянным. Мы находились у смертоносного подветренного берега и могли оценить свои шансы подойти к невидимым скалам по неистовому рёву прибоя, разбиваемому об отвесные стены скал. Я распорядился поставить на два рифа грот в надежде, что мы сможем вывернуть в сторону ветра от берега, а это лишь увеличивало напряжение на лодку. Джеймс Кэрд сотрясался, отовсюду проникала вода. Находясь в смертельной опасности мы забыли о жажде, откачивая без остановки воду, и время от времени корректируя дифферент, но случайные проблески показывали, что берег становился всё ближе. Я знал, что остров Анненкова лежал к югу от нас, но наша маленькая и неточная карта показывала наличие рифов в проливе между островом и материком, и я не осмеливался идти туда, хотя в самом крайнем случае, мы могли бы попытаться лечь под прикрытие его подветренной стороны. День прошёл у края берега под непрерывный грохот прибоя. Вечер застал нас на некотором удалении от острова Анненкова и в сумерках мы смутно видели его нависающие над нами заснеженные горы. Шансы выжить этой ночью в шторме и бушующем море, бросающим нас на подветренный берег, были ничтожными. Я думаю, что большинство из нас тогда почувствовали, что конец очень близок. Только после 6 часов вечера, в темноте, когда лодка была уже в бурлящей, отбрасываемой от скалистого побережья прибрежной воде, когда ситуация выглядела хуже всего, она вдруг изменилась к лучшему. Я часто удивляюсь, насколько тонка грань, отделяющая удачу от беды, насколько неожиданны повороты, ведущие от очевидной катастрофы к сравнительной безопасности. Ветер вдруг неожиданно стих и мы вновь смогли идти вдоль берега. Почти сразу, как только буря стихла, штифт, крепивший грот мачту к банке выпал. Это, несомненно, должно было произойти во время урагана, и если бы так случилось, уже ничто не смогло бы нас спасти, мачту срезало бы как морковку. Наш бакштаг при этом опрокинулся и когда покрылся льдом, то не слишком прочно крепился. Мы были действительно благодарны за милость, которая удержала этот штифт на своём месте в течение всего урагана.
Мы вновь отошли от берега, уставшие почти до точки апатии. Наша вода уже давно закончилась. Последней было около пинты отвратительной жидкости, которую мы отфильтровали через кусок марли из аптечки. Муки жажды напали на нас с удвоенной силой, и я чувствовал, что мы должны сделать высадку на следующий день, невзирая на любые опасности. Тянулась ночь. Мы очень устали. Мы жаждали наступления дня. 10 мая, когда, наконец, рассвело, ветра практически не было, но началось сильное перекрёстное волнение. Мы медленно продвигались к берегу. Около 8 часов утра ветер вновь стал северо-западным и угрожал ещё одним ударом стихии. Тем временем мы заметили большую бухту, которая, по моему мнению, должно быть была заливом Кинг Хаакон Бэй и я решил, что мы должны высадиться в ней. Мы направили лодку в сторону залива и шли, пока не посвежел ветер. Вскоре мы прошли мимо едва видимых рифов по обе стороны от нас. Величественные ледники спускались повсюду к морю и делали высадку невозможной. Море разбивалось о прибрежные рифы и грохотало напротив берега. Около полудня мы увидели линию зубчатых, словно почерневшие зубы, скал, которые, казалось, преграждали вход в залив. Внутри него была сравнительно спокойная вода, которая простиралась на восемь или девять миль до изголовья. Вскоре показался вход в залив и мы направились в него. Но судьба распорядилась иначе. Ветер поменялся и задул с востока, прямо из залива. Мы видели дальнейший путь, но не могли даже приблизиться к нему. Весь день мы самоотверженно бросались вперёд и вперёд, пять раз пробуя вылавировать сквозь сильный встречный ветер. Лишь последний галс позволил нам пройти сквозь риф и мы, наконец, оказались в широком устье залива. Приближались сумерки. В узком разрыве скал на южной стороне залива показалась небольшая бухта с каменистым пляжем и мы направились к ней. Я стоял на носу, направляя рулевого в проходе сквозь скопления водорослей и между скал. Вход в бухточку был настолько узким, что мы были вынуждены взяться за вёсла, поскольку волны проникали сквозь разрыв, но через минуту или две мы были внутри, и в сгущающихся сумерках Джеймс Кэрд, проскользив на волне, мягко коснулся берега. Я спрыгнул на землю с коротким фалинем и держал его, когда лодку потащило обратной волной. Когда Джеймс Кэрд вновь волной толкнуло вперёд, на берег спрыгнули ещё трое человек и держали фалинь, пока я полез выше с другой верёвкой. Скольжение по мокрым камням на двадцать футов вниз чуть не завершили мой рассказ как раз в тот момент, когда мы достигли безопасности. Зубчатый кусок скалы задержал моё падение и я отделался лишь очень сильным ушибом. Тем не менее, я быстро закрепил верёвку и через несколько минут мы все невредимые находились на пляже, лодка плавала в прибое недалеко от берега. Мы услышали булькающий звук, который был самой сладкой музыкой для наших ушей и, оглядевшись, обнаружили почти прямо под ногами ручей с пресной водой. Мгновенье спустя мы стояли на коленях, поглощая большими глотками чистую ледяную воду, которая влила в нас новую жизнь. Это мгновенье было волшебным.