Уайлд стал первым, кто решил эту проблему, вшив в брезент стены стеклянную крышку хронометра. Позже добавили ещё три окошка, материалом для которых стали пластиковые панели моих фотографических пластин, которые я оставил в вещьмешке. Это позволило обитателям пола, кто находился рядом, читать и шить, значительно разнообразив их времяпрепровождение.
«Наша библиотека состояла из двух книг стихов, „Экспедиции Норденшёльда“, одного или двух порванных томов „Энциклопедии Британника“ и поваренной книги, принадлежавшей Марстону. Наша одежда, и так никогда не выглядевшая презентабельно, несла отпечатки почти десяти месяцев грубого использования и нуждалась в постоянной починке, чтобы сохранить её хоть как-то.»
Поскольку пол хижины поднимался за счёт добавления очищенной гальки, с которой убирали большую часть снега, то в холодную погоду он оставался сравнительно сухим. Когда, однако, температура поднялась чуть выше нуля, что иногда случалось, хижина превратилась с дренажный колодец для всех окружающих её возвышенностей. Уайлд первым заметил это, отметив однажды утром, что его спальный мешок находился практически на плаву. Остальные обнаружили свои спальные места в схожем состоянии и, поэтому, операция по откачке воды началась незамедлительно. С пола были убраны камни и выкопано большое отверстие, в мрачной глубине которого стремительно накапливалась вода. Используя для откачки котелок, они вычерпали свыше 100 галлонов грязной воды. На следующий день были вычерпаны ещё 150 галлонов, а ночью пришлось даже вставать на дежурство, ещё более 160 галлонов были вычерпаны в течение последующих суток, один человек патетически заметил в своём дневнике: «Вот что означает для нас приятная, мягкая, высокая температура, не зря мы предпочитаем холод.» В конце концов, разобрав часть стены, ребята прорыли длинный канал, доходивший почти до моря, тем самым полностью решив эту проблему. Дополнительные меры предосторожности предпринимались путём откапывания снега, который окружал хижину после каждой метели, а иногда и полностью покрывал её.
Огромный ледник, впадающий в залив позади хижины, постоянно угрожал партии. Колоссальные глыбы льда весом во многие тонны с завидной периодичностью откалывались и падали в море, вызывая огромные волны. Однажды Марстон находился вне хижины, отрывая киркой на обед замороженного тюленя, когда услышал грохот «наподобие артподготовки». Посмотрев вверх, он увидел одну из этих огромных волн, более тридцати футов высотой, надвигавшуюся через залив и угрожавшую смыть хижину и её обитателей в море. Поспешно выкрикнутое предупреждение заставило людей высыпать наружу, но, к счастью, лёд, заполнявший бухту, погасил мощь волны настолько, что, хотя она и затекла под хижину, но ничего не унесла. Бежать было особо некуда, и поэтому, если бы их смыло в море, то уже ничто не смогло бы их спасти.
Постепенно они стали привыкать к тьме и грязи, и некоторые записи в их дневниках отображают, как они воспринимали условия, в которых жили.
«Хижина становится грязнее день от дня. Всё покрыто сажей. Мы достигли предела, за которым дальнейшая копоть от плиты, ламп, и иже с ними незаметна. По крайней мере, приятно чувствовать, что мы сами не такие же грязные. Наш галечный пол едва ли вынесет испытание светом без дрожи и выражения неодобрения его состоянием. Жир, смешанный с оленьим ворсом, кусочками мяса, осокой и пингвиньими перьями сцементировал камни. Время от времени у нас происходит уборка, но свежая поставка напольного покрытия не всегда возможна, так как вся галька замёрзла и похоронена под снегом в глубине косы. Таков наш Дом, Родимый Дом.»
«Все суставы ноют от пребывания на жёстком щебнистом полу, на котором устроены наши постели.»
Чуть позже, тот же снова пишет: «Теперь, когда сквозь окно Уайлда в нашу хижину проникает свет, то можно начать „видеть“ вещи изнутри. Ранее один полагался на осязание, ориентируясь по замечаниям тех, на чьи лица непреднамеренно наступал, продвигаясь к двери. Глядя вниз, в полумрак, в дальний конец, можно заметить два очень маленьких дымных факела, тускло освещающих пятерых, старающихся скоротать время в чтении или болтовне. Это Маклин, Керр, Вордье, Хадсон и Блэкбороу — последние два инвалиды.»
«Центр хижины заполнен ящиками, которые служат кроватями поваров, разделочными столами для мяса, ворвани и засохших объедков, которые Лиз хранит в своём спальном мешке. Ближе к концу занятого плитой места по одну сторону расположились Уайлд и Маклрой, Хёрли и Джеймс по другую. Марстон почти всю ночь и день занимает гамак, который свисает напротив входа. Так как он очень большой, а вход очень маленький, об него неизменно ударяются все, кто входит и выходит. Его словарный запас в этот момент занятен.»
«На чердаке, образованном двумя перевёрнутыми лодками, живут десять очень неопрятных и неряшливых жильцов, которые постоянно роняют сапоги, рукавицы, а также другие предметы одежды на людей внизу. Олений ворс непрерывным дождём сыпется днём и ночью при каждом движении, которые они совершают в своих линяющих спальниках. Он вместе с пингвиньими перьями и песком с пола иногда приправляет наш хуш. Слава Богу, что человек приспосабливающаяся ко всему скотина! Если мы и дальше проживём достаточно долго в этой хижине, то, скорее всего, изменим свой способ передвижения, высота потолка четыре фута и шесть дюймов в самой высокой части заставляет нас ходить согнувшись пополам или на четвереньках.»
«Наш вход — только что вполз Читам, вызвав снежный душ, обычное при этом явление. Когда кто-то хочет выйти, он развязывает шнур, завязывающий дверь, и выползает или выскальзывает наружу, восклицая: „Слава Богу, я на свежем воздухе!“ Этого должно быть достаточно, чтобы описать атмосферу внутри хижины, одно занятно, всегда такая зарядка пересиливается аппетитным запахом готовящегося пингвиньего мяса.»
«Отовсюду свисает странная коллекция жирной одежды, развешанная для просушки, мимо которой каждый пролезает, словно цыплёнок в инкубатор. Наши брезентовые стены, надо признать, настолько же светлы, насколько светло от закрытых жалюзи. Это поразительно, как мы свыкаемся с неудобствами и терпим привычки, которые ещё некоторое время назад расценивались как отвратительные. У нас нет вилок, но у каждого есть нож и ложка, последние у многих вырезаны из кусков крышек ящика. Нож служит многим целям. Им мы убиваем, снимаем кожу, разделываем тюленей и пингвинов, нарезаем на полоски жир для огня, тщательно очищаем от снега стены нашей хижины, а потом, после небрежной протирки жирной пингвиньей кожей, используем для еды. Мы безразличны к грязи как эскимосы. Мы не можем помыться с тех пор, как оставили корабль почти десять месяцев назад. У нас нет мыла или полотенец, с собой брали только самое необходимое, но опять же, даже если бы мы обладали таковыми вещами, наш запас топлива позволяет только натопить достаточно льда для питья. Умойся хоть один человек, полдюжины других останутся без воды на целый день. Никто не может сосать лёд, чтобы облегчить жажду, при такой низкой температуре на губах появляются трещины и на языке волдыри. Но всё равно нам всем очень весело».
За всё время их пребывания на острове Элефант погода по описанию Уайлда была «просто ужасной». Зажатые на узком песчаном пляже в окружении высоких гор они видели скудный солнечный свет лишь в течение редких прояснений неба. Большинство дней воздух был наполнен снежной крупой, сдуваемой с прилегающих высот. Остров Элефант лежит практически на внешней границе зоны паковых льдов и ветры, которые проносятся над сравнительно тёплым океаном, прежде чем достигнут его, превращаются в «постоянную пелену тумана и снега».
25 апреля, в день, когда я отправился к Южной Джорджии, остров окружил тяжёлый паковый лёд, начался снег и поднялся туман. Следующий день был спокойнее, но 27-го, как записано в одном из дневников, началась «самая ужасная погода, которую только можно представить. Весь день и ночь шёл дождь, сопровождаемый тяжёлыми порывами ветра. Промокли до нитки.» Ещё на следующий день стало туманно и слякотно, а затем началась вьюга. Апрель закончился ужасной бурей, которая почти разрушила хижину. Единственная оставшаяся палатка была снята, колья убрали, а её обитатели пролежали всю ночь на земле под ледяным брезентом. Буря продолжилась в мае и типичный майский день описывается следующим образом: «днём ужасающий ветер, угрожающий смести наше убежище. Ветер чередуется с ураганными порывами, которые налетают с ледников на юго-юго-западе от нас. Каждый порыв ветра сопровождается приближающимся низким гулом, который усиливается до оглушительного грохота. Сдувает и снег, и камни, а любую вещь, не прижатую очень тяжёлыми камнями, уносит в море».