Тяжёлые пучки водорослей и ящики из-под кухонных принадлежностей были подняты в воздух и унесены прочь. Однажды ветер унёс подстилку под днище палатки, которую держали шесть человек, вытряхивая снег. Эти порывы часто возникали без предупреждения. Хасси находился снаружи во время бури, выкапывая замороженное мясо, когда порыв ветра подхватил его и понёс вниз косы в сторону моря. К счастью, когда он достиг мягкого песка и гальки ниже ватерлинии, ему удалось зарубиться киркой и удержаться за неё обеими руками до окончания шквала.
Один или два раза выдались красивые, тихие, ясные дни. Отблески заходящего солнца на горах и ледниках наполнили даже самых инфантильных из них удивлением и восхищением. Такие дни иногда сменяли спокойные ясные ночи, и тогда, хоть было и холодно, они оставались на песчаном пляже всю ночь.
Примерно в середине мая началась чудовищная буря, дувшая со скоростью от шестидесяти до девяноста миль в час, и Уайлд испытывал неподдельные опасения за хижину. Любопытной особенностью, наблюдаемой во время этой вьюги, стали швыряемые ветром ледяные пласты около четверти дюйма толщиной, такие же большие, как оконные стёкла, которые делали нахождение снаружи столь же опасным, как в лавине из осколков стекла. И всё же эти ветры с юга и юго-запада, хотя неизменно и сопровождались снегом и низкой температурой, были приятны тем, что относили паковый лёд вдаль от острова, даря каждый раз надежду на спасение. Северо-восточные ветры, с другой стороны, наполняли залив льдом и приносили плотный туман, убивая надежду на то, что какое-либо судно приблизится к ним.
К концу мая установился период затишья, и лёд плотно сковал всё вокруг острова. С ним пришли северо-восточные ветра и туманы, а в начале июня началась юго-западная буря и пошёл снег. «Ночью буря усилилась до ужасающих порывов, вызывая серьёзное беспокойство за безопасность нашей хижины. Никто не спал, все опасались за срываемую брезентовую крышу и лодки, которые норовило сдуть в море.»
Таким образом, жизнь протекала в череде между юго-западными вьюгами, когда все сидели в хижине, и северо-восточными ветрами, приносящими холодную, сырую и туманную погоду.
25 июня был отмечен сильный шторм с северо-запада, сопровождавшийся сильными ветрами и волнами, вторгающимися на небольшой песчаный пляж, и не достигающих всего четырёх ярдов до хижины.
В конце июля и начале августа выдались несколько хороших, спокойных и ясных дней. Отмечались случайные проблески солнца и высокая температура, а юго-западный ветер отогнал лёд, и партия, чей дух подогревался неунывающим оптимизмом Уайлда, снова стала с нетерпением высматривать спасательное судно.
Первые три попытки спасения, к сожалению, совпали с тем временем, когда остров был окружён льдом, и хотя во второй раз мы подошли к нему достаточно близко, чтобы сделать выстрел в надежде на то, что они услышат его и поймут, что мы в безопасности, но они так привыкли к шуму, производимому откалывающимися прилегавшими ледниками, что либо не расслышали его, либо не обратили на него внимание. 16 августа пак был виден на горизонте, а на следующий день залив заполнился разорванным льдом, который вскоре консолидировался. Вскоре к нему добавились огромные старые льдины и много айсбергов. «Пак казался плотнее, нежели даже выглядел. Никакой открытой воды в пределах видимости и лишь отблески льда до самого горизонта. Погода плохая, спокойствие воздуха подобно застывшему океану, последний невидим из-за плотного пака, сквозь который не проникает волнение, а над землёй и морем висит, словно пелена, мокрый туман. Тишина удручающая. Ничего не остаётся делать, как только оставаться спальном мешке или же бродить по мягком снегу и насквозь промокнуть.» В ближайшие сутки выпало пятнадцать дюймов снега и ещё более двух футов с 18 по 21-е августа. Лёгкое волнение с северо-востока на следующий день немного размежевало паковый лёд, но вскоре стихло, и пак снова стал плотным. 27 августа задул сильный запад-юго-западный ветер и выгнал весь лёд из бухты, за исключением нескольких сидящих на мели айсбергов, и освободил море ото льда, сквозь которое, в итоге, мы смогли пройти из Пунта-Аренас до острова Элефант.
Как только я покинул остров, отправившись за помощью для оставшейся партии, Уайлд сорганизовал всех собрать как можно больше тюленей и пингвинов на тот случай, если остаться на острове придётся дольше, чем предполагалось. Резкое повышение температуры вызвало массу проблем, а также стало причиной порчи мяса, поэтому слишком больших его запасов сделать не удалось.
Поначалу питание, состоявшее в основном из тюленьего мяса и одного горячего напитка в день, готовили на печи на открытом воздухе. Снег и ветер делали готовку очень неприятной и, кроме этого, забивали все кухонные принадлежности песком и грязью, поэтому зимой пищу стали готовить внутри хижины.
Удалось сохранить немного церебосовской (Cerebos) соли, и её выдавали по три четверти унции на человека в неделю. Некоторые из её упаковок были повреждены, поэтому до полноценной дозы её не хватало. С другой стороны, как то раз один человек выронил свой недельный рацион на пол хижины посреди камней и грязи. Он был быстро собран, и тот, к своему восхищению, обнаружил, что теперь её хватит на три недели. Конечно же это было не ВСЁ соль. Горячий напиток поначалу состоял из молока, изготовленного из молочного порошка и разбавленного примерно до одной четверти от нормы. Позже он разбавлялся ещё сильнее, и иногда заменялся питьём, приготовленным из упаковок горохообразного супа из бовриловских санных пайков. Для празднования дня середины зимы добавили по одной чайной ложке метилового спирта на пинту горячей воды, приправленной немного имбирём и сахаром, и это напомнило некоторым коктейль Вдова Клико.
На завтрак каждому полагался кусок тюленины или половина пингвиньей грудки. Ланч состоял из одного сухаря три дня в неделю, орехов по четвергам, немного жира, из которого большая часть шла на топливо для ламп, по два дня в неделю, и ничего на оставшийся день. В этот день (середины зимы, прим.) завтрак состоял из половины пайка санного рациона. Ужин из тюленей и пингвинов, очень мелко нарезанных и пожаренных в тюленьем жире.
Существовали иногда очень забавные вариации этого меню. Несколько пэдди (белая ржанка, прим.) — маленьких белых птиц, похожих на голубя — были пойманы силком и поджарены в размоченном сухаре на обед. Удалось сберечь достаточно ячменя и гороха на одну готовку на каждого, и когда всё это приготовили, то это стало днём большого праздника. Иногда, по общему согласию, сохраняли норму полагавшихся сухарей и на следующий раз двойную порцию мололи в брезентовом мешке в порошок и варили с небольшим количеством сахара, делая что-то типа пудинга. Когда жира было достаточно, то всегда делали кастрюлю холодной воды из растопленных кусков льда, упавших в море с ледника и выброшенных на берег, чтобы утолить жажду. Опыт арктических исследований склоняется к тому, что снег, образованный из морской воды, вызывает дизентерию, и поэтому Уайлд старался его не использовать. В тоже время, пингвиньи туши, сваренные однажды в морской воде в пропорции одной к четырём с пресной, имели огромный успех, и никаких негативных последствий ни у кого не вызвали.
Очковые пингвины мигрировали на север на следующий день после того, как мы высадились на мысе Уайлд и, хотя всякий раз, насколько это было возможно, мы стремились запасти как можно больше мяса и жира, к концу зимовки их запасы были так малы, что готовилось только одно горячее блюдо в день. На завтрак готовилась сразу двойная порция пингвинов и ту, что шла на ужин, держали в горячих котелках, завёрнутых в одеяла и т. п. «Кларк положил сегодня нашу полную кастрюлю в свой спальный мешок, чтобы держать её горячей, и это действительно был большой успех, несмотря на дополнительную приправу из оленьих волос, которые в неё попали. Таким образом, мы можем сберечь десять пингвиньих шкур за день». (ск. всего им. в виду жир на топливо, прим.)
Некоторые, кому посчастливилось поймать пингвинов с достаточно большими непереваренными рыбами в глотках, подвешивали рыб на кусках проволоки в банках вокруг печки для подогрева.