— Я опоздал на четыре года. А теперь… не догонишь.
— Не догоните? — почти закричал доцент, руки его дрожали на столе. — Не догоните?
Девушки шептались.
— Выйдите… на минуту, — нетерпеливо обратился к ним доцент. — Выйдите!
Студентки вышли.
— Что это вы надумали? — раздраженно зашептал доцент. — Хотите искать легкого пути? Тут трудно? А помните…
Горовой почувствовал, что Глоба заговорит сейчас о том, давнем случае. И Глоба заговорил:
— Помните ту адскую ночь в степи?..
— Помню.
— Помните, как я отстал, как вы мне…
— Помню.
— А помните слова, сказанные вами тогда? «Не слыхали… Оглохли… А тут — отвечай за вас…»
— Помню.
— И я… тоже помню. Вы меня тогда многому научили, товарищ Горовой. Вначале я был глубоко обижен, а позже… Позже, думая о вас, я оправдывал ваше поведение. Вы отвечали за нас, бойцов, перед Родиной. Нынче мы, волею Родины, поменялись местами. И разве сейчас я не отвечаю за Горового? Разве мне не будет больно, если он отстанет, если он бросит науку? Скажите, как я должен буду назвать такой ваш поступок?
Горовой молча стоял перед Глобой навытяжку.
— Так уже складывается наша жизнь, — продолжал доцент, несколько успокоившись, — так уже складывается, что мы все время отвечаем один за другого. На одном этапе вы за меня, на другом — я за вас. Когда вы мне тогда крикнули…
— «Шире шаг!» — припомнил Горовой.
— Именно так… Словно вы схватили меня и толкнули вперед. И я… догнал.
— Там было легче.
— Все, что уже преодолено, всегда кажется более легким, — серьезно продолжал доцент. — Я не хотел напоминать вам об этом случае. Не подумайте, что я злопамятен.
— Я этого не думаю, — сказал Горовой. Он и в самом деле этого не думал.
— Так вот чтоб я больше таких разговоров не слыхал! — сердито сказал доцент.
— Слушаюсь.
— Роты пошли… в физику. Да, в физику. И вы, товарищ Горовой, должны догонять.
Горовой улыбнулся:
— Слушаюсь.
— Идите!
«А у него есть командирская струнка», — отметил Горовой, словно впервые разглядывая своего бывшего бойца.
ПОДСОЛНУХИ
Ожидая, когда разыщут председателя колхоза, скульптор сидел на крыльце конторы и спокойно попивал добытую из чемодана минеральную воду. Стояла сильная жара. Молодые деревца устало опустили ветви, будто хотели совсем свернуться и укрыться в собственной тени. Безлюдный двор, просторный, песчаный и горячий, напоминал собой кусочек южной пустыни, случайно заброшенный сюда. Был час обеденного перерыва, и все живое попряталось в тень, притаилось, затихло. Лишь в конторе кто-то изредка пощелкивал на счетах да над цветниками гудели неугомонные пчелы. После городского шума и грохота, после утомительной дороги скульптор отдыхал. Снял галстук, расстегнул ворот рубахи и почувствовал себя почти как дома.
Его покой неожиданно был нарушен табунком полуголых, до черноты зажаренных солнцем мальчишек. Выпорхнув откуда-то из-за стены и увидев на крыльце незнакомого пожилого человека в белом костюме, они остановились, крайне заинтересованные: кто бы это мог быть?
Стали энергично высказывать разные предположения:
— Лектор, чи, может, опять кандидат наук?
— Наверное, приехал по зеленому конвейеру…
— Или за мериносами…
— Гляди, какая лысина: хоть на коньках катайся!..
Скульптор добродушно усмехался, любуясь ребятами.
Мысленно он уже начинал лепить их стройные фигурки, переводил из глины в бронзу, выставлял на видных местах в городском саду.
Тем временем подошел председатель, приветливый краснощекий человечек с искристыми глазами. Откуда-то ему уже было известно, что скульптор приехал лепить знатную колхозницу Меланию Чобитько.
— Сейчас все организуем, — заверил председатель. — Я уже дал команду, Мелания придет сюда. — И, дружелюбно оглядев гостя, пригласил его в свой кабинет.
В просторном, залитом солнцем кабинете было пышно и багряно от знамен. Порядок во всем, блеск и чистота бросались в глаза.
— У вас, как у министра! — заметил скульптор.
Председатель принял его комплимент довольно спокойно.
— А как же… Вот поляков здесь принимал, еще и стульев не вынесли. Прошу, садитесь, — указал он гостю место против себя.
Усевшись, они некоторое время молча изучали друг друга. Председатель застыл за столом, как кобчик, зоркий, крутошеий, весело настороженный. В первый момент скульптору странно было видеть на блестящем стекле стола рядом с резным письменным прибором загорелые руки председателя и черные рукава его пиджака. Однако вскоре скульптор и в этом нашел своеобразную привлекательность и гармонию. Эти узловатые руки тоже стоили того, чтобы их вылепить.