У сестры и произошла ее встреча с Виктором…
V
Прохор слез на маленькой полуразрушенной станции вблизи фронта. Здесь где-то, недалеко от этой затерянной в лесах станции, стоял Атаманский полк.
Лил мелкий едкий дождь. Кругом хмуро, неприветливо. На улицах станционного поселка стояли непролазные лужи. Угрюмые сосны глухо шумели.
Прохор пошел искать военного коменданта, чтобы точнее справиться у него о местоположении полка.
— Ермаков! — услышал он удивленный голос. — Никак, ты, а?
Оглянувшись, Прохор увидел шедшего по платформе чубатого казака в брезентовом плаще. Прохор обрадовался. Это был вахмистр его сотни.
— Здравствуй, Востропятов! Вот хорошо, что ты мне повстречался. А я было шел к коменданту узнать про полк.
— Полк наш недалеко, — сказал вахмистр. — Сейчас поедем, подвезу тебя… С прибытьем! — подал руку вахмистр.
— Спасибо! Что у вас тут нового? — спросил Прохор.
— Да так особенного будто ничего нет, — ответил вахмистр. — Крюкина Ивана в разведке убили, а Чекунова Игната тяжело ранили. В госпиталь отправили.
— Жалко Крюкина. Казак хороший был.
— Да, казак неплохой был, — согласился вахмистр. — Чуть не забыл. Есть для тебя новость. Ты теперь наше начальство. Выбрали тебя членом полкового комитета.
— Вот как! — удивился Прохор. — Как же это, заглазно-то?
— А что ж тут такого. Все ведь тебя знают. Говорят, казак неплохой.
— Как смотрят казаки на отречение царя? — спросил Прохор. — Как относятся к Временному правительству?
— О царе не плачут, — усмехнулся Востропятов. — А что касаемо Временного правительства, то не особо ему радуются. Вроде опять те же капиталисты да буржуи к власти пришли. Нашему брату от этого не легче… А как у нас на Дону? Как приняли весть о царе? Небось, старики жалкуют? Слезы проливают?
— Это ты правду сказал, — мрачно усмехнулся Прохор. — Жалкуют старики о царе. Чуть моего двоюродного брата не убили, когда он против царя стал говорить. А отец меня из дому выгнал за то, что за брата заступился да наганом старикам пригрозил…
— Вот старые дураки, — покачал головой Востропятов. — С ума посошли. Когда война закончится да мы с фронта домой придем, они нам житья не дадут… Истинный господь, не дадут! Потому как придем мы совсем с другими мыслями и настроениями, чем у них. Ну ты, Ермаков, пойди-ка пока от дождя в вокзал, подожди меня… Я тут овес для сотни получаю. Как управлюсь, так поедем. Я тебе скажу…
— Подожди! — остановил его Прохор. — Как мой конь? Жив-здоров?
— А что ему подеется? Стоит, ждет хозяина. Гладкий, черт, стал. Раскормили его. Я иной раз его проезжаю.
— Спасибо!
В небольшой комнате для пассажиров, куда вошел Прохор от дождя, было полно солдат с вещевыми мешками за спинами, с подвешенными к поясам котелками и кружками. Кто сидел на скамьях или прямо на грязном полу, кто спал на полу, положив под голову вещевой мешок. Но большинство, разбившись на группы, вели оживленные беседы. Как и всюду, где только пришлось проезжать Прохору по необъятной своей стране, здесь также он увидел красные бантики на грязных солдатских шинелях.
Несмотря на предостерегающие таблички, развешенные на стенах, «Курить строго воспрещается», — от облаков зеленого махорочного дыма трудно было рассмотреть потолок.
Положив мешок в угол, Прохор прислонился к стене, стал прислушиваться, о чем толкуют солдаты. И везде разговор шел об одном и том же: о революции, о Временном правительстве, о войне, мире, земле. Кое-кто вслух читал газеты.
— А что нам правительство? — возбужденно жестикулировал взъерошенный, обросший рыжей щетиной солдат. — Да пущай в этом правительстве сидят хочь Мишка ер да Гришка вор, — все едино, абы мне, мужику-хлеборобу, землицы б вдоволь дали да войны б проклятой не было…
— Ох, как же тебе мало надо, земляк! — насмешливо проговорил молодой, худощавый, с глубоко впавшими глазами ефрейтор, с рукой на перевязи.
— Чего-о? — настороженно взглянул на него взъерошенный солдат.
— Не жадный, говорю, ты, — усмехнулся ефрейтор. — Земли б тебе вдоволь да войны б никогда не было. Вот и все. А кто управлять нами и государством будет, а?.. Что молчишь? Это тебе безразлично? Говоришь, пусть в правительстве сидят Мишка ер да Гришка вор? Эх ты, сиволапый! — с пренебрежением сказал ефрейтор. — Темнота беспросветная.
— Ну-ну, полегче! — взъерепенился солдат.
— А что — полегче? — вскипятился ефрейтор. — Если мы так будем рассуждать, как ты, так нас всех в бараний рог зажмут и пикнуть не дадут… «Мишка ер да Гришка вор»… — укоризненно покачал головой ефрейтор. — Ишь ты!.. Вот они сейчас засели в правительстве-то, такие буржуи да капиталисты, как Родзянко да Милюков с Гучковым, так они тебе вот такую дадут землицу, — поднес он к носу взъерошенного солдата кукиш. На-ка вот выкуси! Вкусный, на постном масле.