— А вот насупротив, товарищ Ворошилов. Вот в том домике с голубыми ставнями.
…Буденный с Зотовым сидели за большим самоваром, пили чай.
— Погляжу я на вас, Степан Андреевич, ну и любитель же вы чаю попить, — смеясь, проговорил Буденный. — Какой стакан пьете? Наверно, уже десятый…
— Нет, Семен Михайлович, только седьмой, — усмехался Зотов. — Ничего не поделаешь, я же донской казак с Хопра, а донские казаки любители почаевничать. Бывало, когда жил в своей станице, засядем за самовар да и пьем на обгонки, кто кого обопьет… Стаканов по пятнадцать могли выпить…
Заклубившись морозным паром, широко распахнулась дверь. Вскочил ухмыляющийся Котов.
— Так что, — стуча валенком о валенок и прикладывая руку в варежке к серой папахе, весело стал докладывать он Буденному, — товарищ командарм, к вам прибыли товарищ Ворошилов и еще один товарищ, не знаю по фамилии как…
— Щаденко, — смеясь, подсказал Ворошилов, переступая порог.
— Гости! — обрадованно вскричал Буденный. — Как раз к чаю.
— Правильно, — согласился Ворошилов. — С дороги чайку-то хорошо.
Они сбросили с себя тулупы.
Старушка-хозяйка подала на стол чашки с блюдцами, принесла стопку дымящихся паром, зарумяненных пышек в сметане.
— Садитесь, милости просим, — с поклоном пригласила она прибывших.
Все расселись за стол.
— Товарищ Котов, а вы что же не присаживаетесь? — пригласил Ворошилов Фому.
— Благодарствую, товарищ Ворошилов, — польщенно проговорил Фома. Мне допрежде надобно коней убрать да накормить их, а потом уж о себе беспокойствие иметь…
— Это верно. Казак пока коня не напоит и не накормит, сам не сядет за стол… Ну, как настроение, Семен Михайлович? Довольны ли реорганизацией корпуса в армию?
— Очень довольны, товарищ Ворошилов, — ответил Буденный. — По полкам и эскадронам митинги прошли. Конники радуются.
— Прекрасно, — сказал Ворошилов. — Кавалерия пока что имеет исключительно важное значение в войне… Я верю, что такая масса конницы, как наша Первая Конная армия, будет иметь решающее значение в этой войне… Кое-кто противился создавать Конную армию, говорили, что эта, мол, «крестьянская кавалерия» не оправдает себя… Но мы боролись за организацию ее, и хоть с большими трудностями, но добились своего… Большое спасибо Владимиру Ильичу, он здорово помог в создании нашей Первой Конной армии.
Вошел адъютант командарма Лемешко и доложил Буденному о том, что прибыли начдив 4-й Городовиков и военкомдив Ермаков.
— Сейчас я их не могу принять, — сказал Буденный. — Скажите, что приехали товарищи Ворошилов и Щаденко. У нас деловой разговор состоится. Пусть часика через два-три подъедут.
— Напрасно отсылаете, Семен Михайлович, — возразил Ворошилов. — Пусть войдут и побудут при нашем разговоре. Может, что дельное подскажут…
— Пусть войдут, — распорядился Буденный.
Вошли Городовиков и Прохор.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался с ними Ворошилов. Садитесь, принимайте участие в нашей беседе.
Городовиков, тихо ступая, словно боясь кого-то потревожить, прошел и сел на обитый цветной жестью сундук. Прохор присел на табурет, стоящий недалеко от порога.
— Так вот, товарищи, — обвел взглядом сидевших в комнате Ворошилов. Приехали мы с товарищем Щаденко работать вместе с вами. Владимир Ильич Ленин, провожая нас, сказал, что мы должны в ближайшее время, буквально в самые ближайшие дни начать наступление и разорвать фронт противника надвое… — Климент Ефремович освободил стол от чашек и блюдечек, развернул карту. — Вот смотрите, — повел он карандашом по карте. — Здесь вот сейчас находятся крупные силы Деникина. И здесь… здесь… здесь… Нам нужно не дать возможности уйти им на Северный Кавказ… В этом, товарищи, большой залог успеха. Именно так… Разбив противника на две части, мы дойдем до Азовского моря… А там уже будет видно, куда нам направить свою Первую Конную армию — на Украину или на Северный Кавказ…
XVII
Кавалерийская казачья бригада Чернышева торопливо шла по Донбассу. Вслед за ней двигались армейцы Первой Конной, почти не встречая сопротивления.
На пути своего отхода бригада Чернышева таяла, как снег. Казаки понимали, что это отступление последнее, и если они отступят бог знает куда, то уже больше никогда не увидят своих станиц и хуторов. Группами и в одиночку они отставали от бригады и сдавались в плен на милость «врага». А «враг», действительно, был милостив. Отбирая оружие и лошадей, он, к несказанной радости пленников, отпускал их по домам.