— Душить революцию — это тайна? — не владея собою, закричал Прохор.
— Как вы смеете так разговаривать со мной? — бледнея, гаркнул Хрипунов. — Кто вам дал такое право?.. Под суд отдам!
— Казаки, выбиравшие меня в комитет, дали мне это право, — в повышенном тоне говорил Прохор. — А судом вы мне не грозите, господин генерал. Не боюсь я его. Я стою за интересы своих казаков, и они за меня заступятся. Сейчас, господин генерал, не царский режим, чтобы с нами обращаться, как с баранами. Мы — выборные члены комитета от всего полка, а поэтому с нами надобно совет держать. Я вам прямо заявляю от имени казаков, что душить революцию мы не пойдем. Так и знайте, не пойдем!..
— Правильно, не пойдем! — поддержал Прохора чубатый приказный Прокудин. — Зараз не старорежимный строй, а свобода. Правильно я, братцы, говорю? — окинул он взглядом присутствующих, но его никто не поддержал.
Потупив глаза, остальные члены комитета молчали, видимо, не желая ссориться с генералом.
Тот учел настроение большинства членов комитета и уже спокойно проговорил:
— Я, уважаемые члены комитета, не желаю обострять наши взаимоотношения напрасными пререканиями. В этом никакой необходимости нет. Не хочу я делать и соответствующих выводов по отношению некоторых лиц в связи с их нервозными выкриками, — строго взглянул он на Прохора. — Все это я объясняю повышенным нервным состоянием. Хотя, как единоначальник вверенного мне полка, на основании последних приказов правительства и верховного главнокомандующего, мог бы их сделать. Но это ни к чему… Хочу только еще раз напомнить, — четко и раздельно, как диктуя, говорил генерал с сознанием своего превосходства, — я, как офицер русской армии, командир полка, требую строжайшей дисциплины и беспрекословного подчинения от каждого, кто находится в моем подчинении. Понятно?.. Комитет, избранный казаками нашего полка, в данном случае не должен быть помехой в выполнении мною военных приказов вышестоящего начальства. Наоборот, комитет должен быть помощником мне в укреплении железной дисциплины. Времена митингов, разгильдяйства, расхлябанности безвозвратно прошли. Воинская часть должна быть подлинной воинской частью, а не шайкой анархистов. Все, господа! В заключение могу заверить: полк никогда не пойдет душить революцию, как здесь некоторые утверждали. А если и пойдет, то только защищать ее. До свидания, господа! — надев фуражку, козырнул генерал. — Честь имею кланяться. Огорчен, что по безотлагательным причинам вынужден покинуть вас и, таким образом, лишаю себя удовольствия продолжать с вами беседу.
Позвякивая шпорами, генерал, на ходу надевая лайковые перчатки, с достоинством вышел из класса. Члены комитета растерянно переглянулись. Приказный Прокудин раскатисто захохотал:
— Вот отмочил так отмочил… Ха-ха-ха!.. Говорит: «Огорчен, что лишаюсь удовольствия с вами беседовать…» Ха-ха!.. Молодец! Ей-богу, молодец!.. Здорово отрезал.
— Говорил же я тебе, что из этого толку не выйдет, — набросился на Прохора Жученков. — Смех один, да и все.
Прохор гневно хлопнул кулаком по столу.
— Ты что, Жученков, хвостом закрутил? — выкрикнул он. — Ты кто есть, а? Скажи! Председатель революционного комитета полка, поставленный на эту должность самой революцией, избранный казаками? И ты перед генералом струсил. Эх ты! Ежели генерал с нами не стал говорить, так значит мы должны подчиниться ему?.. Так, что ли? Стало быть, по-твоему, мы должны идти душить рабочих? Революцию?.. Что молчишь?.. Мы должны за горло взять командира полка и заставить его слушаться нас…
— Позвольте сказать, — поднялся с парты, до сих пор молчавший член комитета, франтоватый молодой сотник Фролов. — Я считаю, вопрос ясен. Пререкаться нам здесь нечего. Вы слышали, генерал заявил, что полк не будет душить революцию, а, наоборот, будет ее защищать. О чем же тут могут быть разговоры?.. Предлагаю прекратить всякие споры по этому вопросу. Дальнейшие события покажут нам, что нужно будет предпринимать.
— Правильно! — обрадованно воскликнул Жученков. — Чего зря языком болтать. Поживем — увидим. Само дело покажет…
— Поздно будет! — крикнул Прохор. Но его никто не слушал. Члены комитета торопливо уходили из школы.
Вахмистр Востропятов был огорчен провалом заседания полкового комитета. Но он не хотел так легко сдать своих позиций и примириться с тем, чтобы генерал Хрипунов повел полк на подавление революционного Петрограда.