— За советскую власть, — говорил Щаденко, — стоят многие миллионы рабочих и крестьян, и, конечно, не маленькой кучке казаков справиться со всем русским народом. Эта борьба была бы не в пользу казачеству. Она его вконец разорила бы. Рассчитывать на выгоду от такой войны только генералы, помещики и капиталисты, которые хотят вернуть себе отобранные у них народом фабрики и землю…
— Я прошу дать мне слово! — попросил Свиридов.
— Как фамилия? — спросил у него Подтелков. — И от какого полка?
— Урядник Свиридов. Он сорок четвертого полка.
— Слово предоставляется Свиридову! — объявил Подтелков. — Делегат сорок четвертого полка.
Твердо шагая, Свиридов подошел к трибуне, повернулся лицом к делегатам.
— Станишники-односумы, — начал он уверенно. — Дозвольте мне, что называется, напрямки с вами поговорить. Вот тут много уже выступало людей, и все это они зовут нас поднять оружье на генерала Каледина, сместить его с атаманского места и на место его, стало быть, выбрать какого-нибудь своего советского атамана…
— Не атамана, а советский революционный исполнительный комитет, поправил его Кривошлыков.
— А это все едино, — отмахнулся Свиридов. — А у меня мнение другое. До рвотины надоела нам война проклятая. Сколь уж мы с вами нагляделись на реки крови, пролитой на войне, сколько мы навидались трупов… Из души воротит, как вспомнишь об этом… А нас тут наталкивают, чтобы мы снова начали кровь проливать, генералов да офицеров своих били… Нет! Надоело нам все это дело. Хватит! Надобно замириться с атаманом Калединым да попросить, чтоб нас скорей по-домам распустили…
— Правильно! — отозвалось несколько голосов. Но большинство молчало, обдумывая сказанное Свиридовым.
От дверей к столу прошел чубатый казак и подал Подтелкову какую-то бумажку. Подтелков прочитал и, укоризненно покачав головой, отдал ее Востропятову. Все в президиуме прочитали принесенную казаком бумагу. Кривошлыков бурно вскочил со стула и, перебивая Свиридова, взволнованно крикнул:
— Товарищи фронтовики! Вот сейчас товарищ, выступая, сказал, что надо помириться с Калединым да спокойно разойтись по домам. И некоторые из вас его поддержали, кричат «правильно!» Нет, товарищи, неправильно это! Не имеем права мы разъезжаться по домам, пока не закончим начатого дела… Дай, Федор, телеграмму! — обернулся он к Подтелкову.
Тот подал ему бумажку, которую только что читали все в президиуме.
— Вот! — потряс ею над своей головой Кривошлыков. — Это телеграмма Каледина к командиру нашей дивизии. Казаки ее перехватили на телеграфе да принесли сюда… Каледин приказывает арестовать весь наш съезд… Вот так, товарищ урядник, — обернулся Кривошлыков к Свиридову. — Вы предлагаете помириться с Калединым, а он приказывает вас и ваших товарищей арестовать. Простите, что я вас прервал, продолжайте свою речь.
Сообщение Кривошлыкова вызвало возбуждение. Некоторые фронтовики, вскочив на парты, разгневанно размахивая руками, орали:
— Нас заарестовать?.. Да мы этому Каледину голову оторвем!..
— Пойдем побьем всех буржуев!..
— Веди, Подтелков, на Новочеркасск!..
Все еще стоя у трибуны, Свиридов пробовал что-то говорить, но его голос тонул в общем гаме. Он растерянно оглянулся и пошел на свое место.
— Тише! Тише! — успокаивая расходившиеся страсти, кричал Подтелков.
Понемногу голоса стали утихать.
— А ну, пропустите! — послышался в дверях басовитый голос. Казаки дали дорогу. Позванивая шпорами, в класс вошло пять офицеров. Впереди, прихрамывая, шел полнотелый, черноусый есаул. Делегаты притихли, выжидающе глядя на вошедших. Подтелков на всякий случай нащупал в кармане наган.
Подойдя к настороженно наблюдавшему за вошедшими офицерами президиуму, черноусый есаул вытянулся, приложив ладонь к папахе.
— Честь имею представиться, — прищелкнул он каблуком, — есаул Скворцов. В распоряжение комитета донского революционного казачества привел три эшелона казаков. Мои офицеры, преданные революции, — указал он на своих офицеров. Те, звякнув шпорами, козырнули.
— В подтверждение своих слов, — гудел есаул Скворцов, подавая Подтелкову пропуск, подписанный уполномоченным Совнаркома по Южному фронту, — пожалуйста, мой документ. А теперь, господин председатель, прошу дать мне слово.