Выбрать главу

- Поедем, дед. Делать мне тут нечего.

- Зараз, Семен, - обрадованно сказал старик. - Вот сейчас подвяжу супонь да чересседельник подтяну и поедем. А ты, Сема, подбери пока сенцо. Мягче будет ехать...

Казак проворно затянул супонь, подвязал чересседельник и, критически оглянув Буденного, укоризненно замотал головой:

- Нет, брат, так никуда не гоже... В таком виде они тебя доразу сцапают. Надевай-ка ты, Семен, мой тулуп, а я надену зипун. Да, слава богу, что я куль муки еще не успел распродать... Давай, Сема, трохи мукой обсыпемся, навроде с мельницы...

Они обсыпались мукой, уселись в сани и поехали.

Станицу они минули благополучно, но когда выбрались с окраины в степь, то столкнулись с конным отрядом белогвардейцев, въезжавшим в станицу. Старик свернул с дороги в сугроб, пропуская конников.

Кавалеристы - по шесть в ряд, растянулись во всю ширину дороги. Среди молодых казаков-фронтовиков много было стариков-бородачей и безусых юнцов в гимназических шинелях. Несколько сотен составляли исключительно калмыки. Всматриваясь в их, казалось, одинаковые, скуластые, узкоглазые лица, Буденный, однако, узнал и платовских калмыков.

"Значит, правду Нина говорила", - подумал Буденный, вспомнив слова секретаря об измене платовских калмыков и переходе их на сторону врагов. Он спрятался за спину старика, боясь, что его узнают станичники, калмыки.

Пропустив конную колонну, старый казак вывел лошадь из сугроба, и они двинулись дальше.

К вечеру подъехали к хутору Елиматенскому.

- Ну что, Сема, будем тут ночевать али дальше поедем? - спросил старик.

- Придется, наверное, заночевать, Трофим Зотьевич, - сказал Буденный. - В ночь ехать опасно, волки могут напасть и вооруженные бандиты могут встретиться. Лошадь заберут да и нам голову свернут...

- Ну что же, давай переночуем, - согласился старик. - У меня тут есть знакомые.

Он остановился у хаты и, подойдя к окну, постучал.

- Эй, хозяева! Можно заехать переночевать ай нет?

- Заезжай! - послышался в ответ глухой голос.

Пока старик заезжал во двор и распрягал лошадь, Буденный успел уже узнать от хозяйского паренька о том, что в хуторе сейчас находится небольшой кавалерийский отряд белых. Офицер - командир отряда сидит в хуторском правлении, а казаки разъезжают по хутору, выгоняют из домов всех молодых фронтовиков, записывают их в свой отряд.

- Ты б, дяденька, - сказал мальчик, - схоронился, а то ж они и тебя могут забрать... Пойдем на гумно, я тебя там в солому запрячу.

Совет был дан правильный, и Буденный уже готовился последовать за мальчуганом на гумно, но в это время к воротам подскакали три всадника.

- Эй, служивый! - поманил Буденного один из подъехавших казаков. Пойдем-ка с нами в правление.

- Зачем?

- Дело есть, - сказал казак.

- Там с тобой войсковой старшина Ермаков погутарит малость, усмехнулся второй.

Досадуя, что не успел спрятаться, Буденный сбросил с себя тулуп.

- Трофим Зотьевич, - шепнул он старику, - ты меня подожди некоторое время. Я от них постараюсь сбежать.

- Ладно, - тихо ответил старик. - Буду ждать тебя до конца, Семен. Без тебя не уеду.

Казаки привели Буденного к правлению и велели зайти в дом.

Буденный вынужден был войти в правление.

В огромной комнате стоял полумрак от чадившей лампы и махорочного дыма. У стола сидели два офицера и о чем-то тихо разговаривали. Вокруг стен на скамьях расположилось человек двадцать - тридцать казаков и солдат, созванных с хутора. Молчаливо покуривая, они выжидающе поглядывали на офицеров.

Буденный сел на свободную скамью. Дверь все время была в движении, впуская все новые и новые группы фронтовиков. И, наконец, когда комната оказалась переполненной, офицер, что был постарше, открутил фитиль в лампе, чтоб горела ярче, и, скинув шапку, встал.

- Господа фронтовики, друзья мои! - сказал он звучным голосом. Наступило тяжкое время на святой Руси. Тягостно стало жить на нашем привольном тихом Дону. Смута, распри раздирают на части наш благословенный милый край. Истинные сыны Дона (я имею здесь в виду не только сынов Дона по казачьему происхождению, но и тех иногородних солдат, кто родился на донской земле, кого она вырастила и воспитала), истинные сыны Дона по-сыновьи любят свой родимый край. И у кого из них не обольется сердце кровью, у кого из них не брызнет из глаз горячая слеза при виде бесчинств и зверств, которым подвергаются наши отцы, матери, сестры, братья, дети со стороны извергов рода человеческого - большевиков...

Этот смуглый, горбоносый, с длинными волнистыми волосами, красивый офицер говорить умел. Казаки и солдаты слушали его внимательно.

"Кто же это такой? - мучительно думал Буденный, глядя на офицера. Кого он так напоминает?.. А-а, - вдруг вспомнил он. - Это же, наверно, брат Прохора Ермакова. Похож. Да и казаки сказали, что его фамилия Ермаков..."

Придя к убеждению, что выступавший перед фронтовиками офицер был брат Прохора, Буденный повеселел. Казалось, что если ему не удастся избавиться каким-либо образом от мобилизации, то он обратится к этому офицеру и скажет, что Прохор его приятель, которого ему, Буденному, на австрийском фронте пришлось даже как-то выручить из беды. И попросит этого офицера, чтобы он отпустил его домой дня на два. "Лишь бы отпустил, - думал Буденный, - а там черта два он меня дождался бы".

- Так вот, дорогие друзья, - закончил Константин. - Прошу, записывайтесь в мой отряд... А отряд мой, должен я вам сообщить, входит в войска походного донского атамана, генерала Попова. У кого есть верховая лошадь, прошу, - седлайте ее... У кого есть шашка или винтовка откапывайте... Винтовки и шашки у вас у всех, наверное, есть, а? Признавайтесь. Ну?

- У меня есть, - неуверенно отозвался из угла казак.

- И у меня.

- И у меня...

- Можно сходить за винтовкой, господин войсковой старшина?

- Сначала, господа, прошу расписаться в списке, - сказал Константин. - По одному подходите к сотнику Волошину. Он каждого запишет, оформит, а потом отпущу вас за оружьем и лошадьми...

К сотнику выстроилась очередь.

- Как фамилия? - спрашивал молодой офицер у подходившего.

Тот отвечал, офицер записывал. Потом офицер подавал список казаку.

- Распишись!

Казак, сокрушенно вздыхая, расписывался.

Подошла очередь к Буденному. Офицер спросил:

- Как фамилия?

- Будынов Семен, - ответил Буденный.

- Будынов? - переспросил сотник, взглянув на него.

- Так точно, господин сотник, Будынов.

- Лошадь есть?

- Нету.

- А шашка?

- Есть.

- Винтовка?

- Есть.

- Распишись, - сказал сотник.

Буденный расписался и спросил у офицера:

- А можно, господин сотник, пойти за винтовкой?

- Подожди. Закончу опрос всех, тогда...

Закончив переписывать казаков и солдат, молодой сотник подошел к Константину.

- Господин войсковой старшина, перепись закончена, - козырнул он. - В списке значится тридцать семь человек... Можно ли их теперь отпустить за оружьем и лошадьми?

- Не разбегутся ли? - с сомнением поглядел на фронтовиков Константин и перевел взгляд на хуторского атамана, стоявшего рядом.

- Не должно быть того, - также оглядывая фронтовиков, проговорил тихо атаман, пожилой бородатый казак. - Будто люди-то у меня в хуторе все надежные, ваше благородие... Вот разве кто из иногородних... - Атаман запнулся. Взгляд его с недоумением остановился на ладном, подобранном незнакомом человеке. Такого у него в хуторе не было. Буденный, уловив на себе взгляд атамана, похолодел: а вдруг он скажет офицерам: "А этот солдат чужой, не наш..." Черт знает, чем все это может закончиться. Посчитают еще за шпиона...

Но атаман, подумав, видимо, что этот солдат прибыл в хутор с отрядом белых, перевел взгляд в сторону. Буденный вздохнул облегченно.

- Вот что, друзья мои, - громко сказал Константин. - Вы сейчас пойдете все по домам. Попрощайтесь с родными, заберите лошадей, шашки, винтовки и ровно через два часа чтобы были здесь. Понятно?.. Знайте, что все вы считаетесь с этой минуты мобилизованными Донским войсковым правительством в отряд походного атамана генерала Попова... Если кто из вас, - внушительно подчеркнул Константин, - вздумает дезертировать, то имейте в виду, каждому такому грозит расстрел тут же, на месте, без всякого суда и следствия... Кто не явится сюда через два часа, тот пусть помнит, что в качестве заложников мы арестуем его семью. Все! Идите!