- Ох ты черт! - изумился Прохор, узнав в юноше своего двоюродного брата. - Виктор!
Юноша окинул взглядом притихшую толпу.
- Граждане свободной России! - заговорил он. - По поручению фронтовиков - казаков и солдат нашей станицы - поздравляю вас со светлым праздником. В нашей стране произошла революция, цепи рабства с народа сняты навсегда. Навсегда, граждане! Я только что приехал из Петрограда и знаю, что там произошло. Царь наш, кровавый Николай, отрекся от престола, царские министры арестованы. Отныне мы все свободные и равноправные люди. Власть захватил в свои руки народ. Сам народ стал хозяином нашей великой страны... Здесь вот сейчас выступал станичный атаман. Из его слов можно было понять, что он жалеет царя. И эту жалость он хочет внушить всем нам. Нет, граждане! Монархии нам не жалко, а монархисты, плачущие по царю, нам не нужны!.. Мы имеем мужество и смелость заявить: "Долой монархистов! Да здравствует революция! Да здравствует свобода!"
- Ты глянь, - толкнул Сазон Прохора. - Вот ваш Виктор-то чешет. И где это он так научился брехать языком?
- Как же ему не научиться? - с гордостью промолвил Прохор. - Почти всю гимназию прошел.
Скинув шапку, Виктор продолжал взволнованно говорить:
- Отныне все мы, казаки и солдаты, равноправные граждане нашего великого государства. Нет теперь никакой разницы между казаком и генералом, между солдатом и офицером. Отменяются всякие "ваше благородие", "ваше превосходительство". И теперь нам станичный атаман, - взглянул Виктор на побледневшего, насупленного атамана, стоявшего в стороне, - не "ваше благородие", как привыкли вы его называть, а просто "господин" или "гражданин атаман".
- Заткните ему, молокососу, глотку! - рявкнул грузный старик, поняв, наконец, о чем вел речь Виктор. - Ишь, щенок, мужичья мразь, - учить нас будет!.. Кто ему дал право перед нами, казаки, речи говорить?..
Толпа дрогнула, зашумела:
- Стащить мужика!
- По морде его!
- Бей его!
Угрожающе рыча и ругаясь, размахивая кулаками и костылями, к крыльцу двинулись старики.
- Бей его!
- Бей!
- Не имеете права! - перекрикивая рев озверевших стариков, надрывался побледневший Виктор. - Я такой же свободный, равноправный гражданин, как и вы... Я - воин нашей доблестной армии!.. Я защищал на фронте родину!
- Стащить!.. Бить! - хрипели голоса. - Сечь его плетьми!
Грузный старик с белой патриаршей бородой первым взобрался на крыльцо. Он схватил Виктора за ворот, заорал:
- Душу выну, мать твою черт!
- Не имеете права бить, - кричал Виктор. - Я - георгиевский кавалер.
Атаман подкрался из-за окруживших юношу стариков и булавой стукнул его по голове. Виктор повалился на крыльцо.
- А ну разойдись! - исступленно закричал Прохор, распихивая вместе с фронтовиками стариков и размахивая наганом. - Разойдись, не то стрелять буду!
- Ишь, за родню заступается! - взревел грузный старик. - Бей и его! Но, увидев в руках Прохора револьвер, трусливо заморгал, попятился. Застрелит еще ж, дурак...
Взбешенный, вздрагивающий от волнения, Прохор выстрелил вверх.
Бабы взвыли:
- Ой, батюшки, смертоубийство!
- Отойдите, снохачи! - в гневе кричал Прохор. - Не то мозги вышлепаю!
Отплевываясь и отмахиваясь, толкая друг друга, старики попятились от него.
- Шальной, будь он проклят!
- Ей-ей, бешеный, пристрелит еще.
- Ты живой? - нагнувшись над Виктором, сурово спросил Прохор. - А ну вставай! Глупец! Нужно ли тебе было ввязываться в это дело? Вздумал кого агитировать! Да им хоть кол на голове теши - все равно не проймешь.
Виктор медленно поднялся и отер платком со лба кровь.
- Кто это тебя? - спросил Прохор.
- Не знаю.
- Это его атаман булавой долбанул, - сказал кто-то из фронтовиков, помогавших Виктору надеть шинель.
Прохор оглянулся, отыскивая взглядом атамана. Но ни его, ни помощников, на крыльце уже не было.
- Пойдем к нам, - сказал Прохор Виктору. - Я тебе обмою голову и йодом залью.
Прохор и Сазон повели Виктора под руки. Старики мрачно смотрели им вслед.
II
Василий Петрович Ермаков, высокий, кряжистый старик лет под шестьдесят, происходил из старинного казачьего, уважаемого в станице, рода. Ходила молва, что род его начался от знаменитого Ермака Тимофеевича, покорителя Сибири.
Так это или нет, точно никто не мог утверждать. Не мог этого сказать и сам Василий Петрович, но слухи такие льстили его самолюбию, и он их не опровергал.
За богатством и почетом Василий Петрович не гнался, но и нужды не знал. Жил крепким хозяином, хотя наемных батраков никогда не имел. Со всеми работами по хозяйству управлялись своей семьей.
Семья у Василия Петровича хотя и была небольшая, но работящая, прилежная.
Правда, с началом военных действий Ермаковы стали жить значительно хуже. Старшего сына Захара, степенного, трудолюбивого казака, с первых же дней войны мобилизовали. В одном из сражений он пропал без вести. Слух ходил, будто он в плену у немцев. Пошел служить в Атаманский казачий полк и меньшой, неженатый сын - Прохор. Средний же сын, Константин, давно уже отбился от двора. По окончании Усть-Медведицкой учительской семинарии некоторое время он учительствовал в своей станице в двухклассном училище, а как началась война, ушел в шкоду прапорщиков. Теперь он уже в чине есаула командовал отдельной сотней в Ростове-на-Дону. Там он и женился. Говорят, взял дочку какого-то богатого азовского рыбопромышленника. Василий Петрович никогда к сыну в Ростов не ездил и снохи не видел.
Теперь старик жил с женой Анной Андреевной да со смешливой дочушкой красавицей Надей.
Жила в доме еще и сноха Лукерья - жена Захара - с двумя озорными сынами-казачатами.
Пришлось Василию Петровичу на склоне лет самому работать в поле. Правда, сноха Лукерья была доброй помощницей. Тихая, спокойная женщина, она работала за троих. По своей ловкости и сноровке она могла любого мужчину заменить. Да и Надя немалую помощь оказывала.
Анна же Андреевна, еще бодрая, живая старуха, по домашности управлялась и за внуками присматривала.
Василий Петрович в дни своей юности, когда еще был неженатым парнем, полюбил красивую девушку Нюру, дочь иногороднего кузнеца и искусного маляра Андрея Семеновича Волкова. Нюра ответила ему взаимностью. Молодые люди сговорились пожениться. Но это осуществить было не так легко.
В казачьих станицах существовала острая сословная вражда. Казаки презирали Иногородних, пришельцев на Дон из центральных губерний России, считая их какими-то низшими существами. "Хам", "мужик", "кацап" - так с пренебрежением называли казаки иногородних. Породниться с иногородним для казака считалось позором, недостойным делом.
Поэтому, когда Василий Петрович заявил родителям о своем желании жениться на Нюре, они категорически воспротивились этому.
Целый год шла борьба в семье Ермаковых, пока Василий Петрович не добился своего. Он сказал родителям, что если они не дадут согласия на брак с любимой девушкой, то он на всю жизнь останется холостяком. Зная упрямый характер своего единственного сына, старики согласились дать ему благословение.
Так древний казачий род Ермаковых породнился с иногородними, безвестными пришельцами.
У Анны Андреевны Ермаковой в станице жил брат Егор Андреевич Волков, старый вдовец, занимавшийся, как и покойный его отец, кузнечным и малярным ремеслом. У него было двое детей: старшая Катерина, выданная замуж в Новочеркасск за фельдшера, и Виктор.
Егор Андреевич и его жена, Мария Дмитриевна, взятая из богатой казачьей семьи Черкасовых, были люди грамотные, любили почитать интересную книгу и газету. Понимали пользу просвещения, а поэтому решили "вывести детей в люди", дать им надлежащее образование.
Но трудно было в те времена простому человеку, ремесленнику, учить своих детей в среднем учебном заведении, где преимущественно учились дети дворян, офицеров, торговцев да богатого казачества. Много приложил стараний неугомонный кузнец, пока определил дочь Катерину в прогимназию.
Но учиться ей пришлось всего два года. Умерла Мария Дмитриевна, и девочку взяли домой: некому было по дому управляться. Когда подрос Виктор, Егору Андеевичу удалось, при помощи братьев жены, устроить его в ростовскую гимназию.
Казаки немало потешались над кузнецом:
- Ишь ты, мужик сиволапый, захотел умнее нас, казаков, стать. Задумал своих детей учеными сделать... Кишка тонка, оборвется. Мы побогаче - и то своих не учим...
Но Егор Андреевич не обращал внимания на насмешки, продолжал учить сына. Виктор был прилежный мальчик, старательный, учился хорошо, радовал родительское сердце.
Началась война с Германией. Несколько гимназистов, в том числе и Виктор, не закончив гимназии, сдало экзамены на вольноопределяющегося и добровольцами ушло на фронт.
В боях с немцами Виктор отличился, был награжден двумя георгиевскими крестами, получил звание старшего унтер-офицера.
Общаясь с солдатской массой, сидя с рабочими и крестьянами, одетыми в шинели, в окопах, юноша многого наслушался. Солдаты смело высказывали справедливые мысли о царе и его министрах, о капиталистическом гнете на фабриках и заводах, о нещадной эксплуатации крестьян помещиками.
У Виктора открывались глаза на многие вещи и они представлялись ему в другом свете, чем раньше. Ему пришлось на фронте познакомиться с революционной литературой.
В одной из разведок Виктор был ранен в грудь, лежал в госпитале в Петрограде и только что приехал домой в двухмесячный отпуск на поправку. Февральская революция застала его еще в столице, а поэтому он знал о ней больше, чем кто-либо в станице. В какой-то, быть может, степени от него и пошла весть об отречении царя и молниеносно распространилась по казачьим куреням глухой, оторванной от железной дороги станицы. Правда, эту новость узнал атаман, но до поры до времени он не стал бы ее распространять.