- Хороши ребята. Все как один, - восторженно резюмировал Сазон. Добрый отряд!
- Это еще не отряд, а пока только список, - охладил его восторг Прохор. - Отряд будет тогда, когда сто тридцать семь человек с оружием в руках будут стоять перед нами... И наш долг этого добиться... Вот что, Сазон, я пока еще должен лежать, но ждать, когда заживет моя рана, нельзя. Каждая минута дорога. Даю тебе два дня сроку, обойди всех этих людей, которых мы с тобой записали, и опроси их, согласны ли они вступить в наш отряд или нет... Ежели согласны, то пусть каждый из них распишется... А если кто не пожелает вступить к нам, - вычеркивай. Силком загонять не будем. Это дело добровольное. Да, гляди, не озоруй. А то, парень, я не посмотрю, что ты мой друг...
- Ладно уж, - буркнул Сазон. - Не сомневайся... Ну, а командиром, должно, буду я, а?.. - И, засмеявшись, дурашливо запел:
...Ой-да, едет сотня казаков-усачей,
А впереди командир молодой.
Кричит: "Сотня, за мной, за мной, за мной!.."
- Эх, где ж наша не пропадала! - хлопнул он своей видавшей виды казачьей фуражкой по столу. - "Отвага мед пьет, отвага и кандалы трет"... Старая это пословица. Ладно, что было, видали, а что будет, увидим... Я пошел, - нахлобучивая фуражку на голову, поднялся Сазон.
- Желаю удачи!
* * *
У Прохора было приподнятое настроение. Рана его заживала, и он надеялся вот-вот встать на ноги. Ему хотелось скорее заняться организацией отряда. А сформировав отряд, он тогда бы сумел реорганизовать и станичный ревком. Прогонит Свиридова и подобных ему, взамен подберет преданных делу революции людей.
К нему теперь часто приходили мать и Надя. Заходил как-то и брат Захар, который, начав что-то рассказывать о войне, опять расплакался и убежал. Родные приносили Прохору много сладостей домашнего приготовления, потчевали его. Приятно было беседовать с родными, особенно с сестрой. Молоденькая девушка бесхитростно рассказывала брату обо всем, что делалось в станице.
- Ты Маню Свиридову помнишь? - спрашивала она у Прохора и, не дожидаясь его ответа, продолжала: - Так вот эту Маню просватали за Мишку Клыкова... Так богач к богачу и лепится. Говорят, осенью будут свадьбу играть. А Фросю Краснову знаешь? Такая это из себя курносенькая... Просватали ее было за Никодима Лукьянова. Вот бы уж и свадьбу играть на красную горку, да случилась тут беда... Поехал Никодим по весне в Платовскую, к материному брату, надо ему было что-то... Уж совсем близко он подъехал к Платовской, да случилась тут бой страшущий. Попал Никодим меж двух огней: и с одной стороны стреляют и с другой - стреляют... Мыкался-мыкался он туда-сюда, чтоб, значит, с поля сраженья-то удалиться, да не удалось ему это. Кобыла привезла его домой мертвого...
- Надюша, - заглянул ей в глаза Прохор. - Вот ты все рассказываешь мне о своих подружках: и та-де просватана, и другая-то выдана... А вот как обстоит дело у тебя? Не просватали ли еще тебя, а?
- Нет, - потупив глаза, тихо ответила девушка.
- Но почему же? - развел руками Прохор. - Девушка ты красивая, завидная. Неужто не было сватов?
- Нет, - прошептала сразу же притихшая Надя. - Да я и стремления к тому большого не имею...
- Это почему же? - искренне изумился Прохор. - Что ж, тебе ребята не нравятся?.. Ухажер-то у тебя есть али нет?
Девушка побагровела до корней волос.
- Ну? - смеясь, спросил Прохор. - Что молчишь? Есть ухажер ай нету?
- Есть, - не поднимая глаз, едва слышно прошептала девушка.
- Молодец!.. Что ж она за тебя не сватается? Плохой, видно, ухажор. Не любит тебя?
- Нет! - воскликнула девушка. - Он любит меня, дюже любит!.. Я знаю... Он давно бы за меня посватался, да боится...
- Вот тебе на! Чего ж он боится?
- Батя наш за него не выдаст.
- Почему? - все больше недоумевал Прохор. - По каким причинам?
- Да у него отец пастух.
- Пастух? Это кто ж такой?
- Шушлябин.
- Подожди. Шушлябин? Ага, помню, помню... Да кто ж у него?.. Что-то не помню, были у него ребята или нет...
Видя, что брат не бранит ее за признание, Надя сияющими глазами смотрела на него.
- Ты ж, Проша, все время на войне был и не знаешь многих, - мягко говорила она. - У Шушлябиных есть Митя... хороший паренек... Когда ты уходил на войну, он совсем еще мальчишкой был... А сейчас вырос... Грамотный, двухклассное училище закончил... Все книжки читает, все читает... Умный... Чистенький такой, беленький, как все едино из благородных. И не подумаешь, что он - сын пастуха...
Прохор, снисходительно посмеиваясь, слушал сестру.
- Сколько ему лет?
- Скоро восемнадцать.
- Он тоже пастух?
- Да ты что! - обидчиво возразила девушка. - Да разве мыслимо, чтоб он пастухом был... Это отец его пастух, а Митя занимается с учителями... Хочет на учителя экзамен сдавать...
- Вот оно что? - вырвалось у Прохора. - Видать, парень с головой. И ты любишь его?
- Ой! - зажмурившись, со счастливой улыбкой воскликнула Надя. - Еще как... Так люблю... так люблю... Дюже люблю. Дороже жизни...
Прохор вздохнул. Он вспомнил о Зине. Где-то теперь она? Что с ней?.. Когда-то он снова ее увидит?..
- А он тебя любит? - спросил Прохор.
- Ого! - усмехнулась она. - Еще как!
- Наш отец, значит, о вашей любви не знает?
- И не приведи господь, чтоб узнал, - испуганно перекрестилась девушка. - Прибьет и меня, и Митю.
- А мать?
- Мама-то знает. Да она не в силах нам помочь. Сама боится отца...
- Ну, ничего, сестричка, - успокаивающе похлопал ее по плечу Прохор. - Все по-хорошему обойдется, я в этом уверен... Скажи своему Мите, чтоб ко мне пришел... Познакомимся, поговорим...
- Ладно. Скажу, Проша. Только не знаю, пойдет ли он к тебе. Больно уж стеснительный, робкий...
- Это хорошо, что стеснительный, значит, неразбалованный. А все-таки пусть придет.
Распрощавшись с братом, Надя ушла, пообещав в следующий раз привести с собой Митю Шушлябина.
К вечеру явился Сазон, веселый, радостный. Вначале Прохор подумал: уж не пьян ли он. Но вскоре убедился, что Сазон был трезв.
- Ну, как дела?
- Дела, как сажа бела, - шутовски подмигнул Сазон.
- Ну-ну, - не скоморошничай, рассказывай.
- И рассказывать особенного нечего, - проговорил Сазон и, достав из кармана список, подал Прохору. - Гляди! Все почти до единого расписались... С большой, говорят, охотой желаем послужить советской власти...
- Подожди-подожди, - рассматривая список, заметил Прохор. - Ты говоришь, все расписались. А вот нет росписей...
- Двенадцать человек не расписалось, - пояснил Сазон. - Кто не захотел расписываться, а кого дома не было... другой раз придется зайти.
- Ну, это пустяки, - сказал Прохор. - Большинство все-таки записалось. Прямо-таки не ожидал... Молодец, Сазон!.. Большую работу проделал... Спасибо!
- Да ты посмотри, Прохор, в конец списка-то. Я ж еще двадцать два человека записал, окромя тех, что мы с тобой в список внесли.
Прохор перевернул лист бумаги и увидел на обороте целый столбец фамилий, записанных Сазоном.
- Смотри, как бы ты не записал таких, которых и близко к отряду подпускать нельзя, - сказал он.
- Не бойся, - успокоил Сазон. - Людей я набрал хороших, своих... Вот только двое из них у меня под сомнением... Я их не хотел записывать, да как раз пришли они к одному, которого я зачислил в наш отряд, так стали просить меня, чтобы я их записал в отряд. Говорят, честью-правдой будут служить... Пришлось записать... Но это, Прохор, на твое усмотрение, как хочешь, можно и вычеркнуть их из списка...
- Кто же это?
- Да вот последние по списку - Терентий Дронов да Силантий Дубровин... Сомнение потому, что из зажиточных они.
- Посмотрим, - кладя список на табурет, сказал Прохор. - Пока выписывать не будем. Раз записал - пусть остаются пока... Хватит хворать, Сазон. Оповести всех записавшихся, чтоб завтра к вечеру с оружием собрались к школе. Выберем командира и начнем действовать...
- А чего нам его выбирать? - возразил Сазон. - У нас командир уже есть.
- Кто же это? - поинтересовался Прохор.
- Да ты.
- Ну, дорогой, твоего желания еще не достаточно, - усмехнулся Прохор. - Завтра посмотрим, кого выбрать... Глядишь, тебя еще и выдвинем...
Сазон расхохотался.
- Ошибку понесете огромадную, - сказал он. - Я же могу пропить весь наш отряд с потрохами...
- Наговариваешь на себя, Сазон, черт знает что, - покачал головой Прохор. - Кто тебя не знает, тот, действительно, может подумать, что ты какой-нибудь пьяница, забулдыга...
IV
На следующий день после обеда Прохор побрился, тщательно умылся, надел новую гимнастерку, которую принесла ему мать из дому, и направился к школе.
Чувствовал он себя совсем неплохо. Временами, правда, кружилась голова. Но это, как он думал, оттого, что в последние дни мало бывал на воздухе.
До назначенного для сбора часа было еще далеко. Однако, подходя к школе, Прохор уже видел несколько спешенных кавалеристов при шашках и с ружьями.
- Здорово, Прохор Васильевич! - приветствовали они Прохора. Здорово, односум.
Прохор заметил, как к школе подъезжали Терентий Дронов и Силантий Дубровин, о которых ему вчера говорил Сазон. Он внимательно посмотрел на этих подобранных, щеголеватых всадников. Поймав взгляд Прохора, казаки козырнули ему. Прохор кивнул в ответ. "Ничего, посмотрим", - подумал он, вспомнив слова Сазона по поводу этих казаков. Прохор их мало знал, жили они на другом конце станицы, слыли богатыми людьми...
Казаки окружили Прохора. Некоторые были в Каменской на съезде фронтового революционного казачества и, зная, что он был близок к Подтелкову и Кривошлыкову, стали расспрашивать о них. Прохор отвечал сдержанно. Он ни звуком не обмолвился о гибели подтелковской экспедиции, понимая, что до поры до времени говорить об этом не стоит, так как эта весть может произвести на казаков удручающее впечатление.
Когда собрались записавшиеся в отряд, Прохор попросил всех их войти в школу. А когда все вошли в класс и разместились на партах, он объявил о создании в их станице красногвардейского отряда имени донского народного революционера Кондратия Булавина, рассказал о делах и задачах их отряда и поставил перед собравшимися вопрос о выборе командира. Командиром всеми единогласно был избран Прохор.