Господа, у меня болит душа, когда я говорю о состоянии армии. За последнее время я получил донесение, что во многих частях чувствуется брожение. Такие известия сжимают мое сердце до боли, но, скрепя его, я весь разум направляю на устранение этого печального факта.
Я вам скажу, господа, что за последние две недели в Новочеркасске, Ростове, Таганроге и других городах и станицах задержано около четырехсот офицеров-дезертиров... Это ли не признаки катастрофы, это ли не ведет к развалу армии?
Вероятно, вы знаете, господа, что в Ростове и Таганроге и даже здесь, в Новочеркасске, появились прокламации с призывом к восстанию и свержению власти. Такие прокламации выпускают подпольные большевики...
Я, господа, верю, что дружной, разумной и плодотворной работой мы найдем с божьей помощью выход и что мы будем свидетелями процветания и благоденствия горячо любимого Дона...
Жидко прозвучали рукоплескания, когда кончил речь донской атаман.
Краснов оглядел сидевших делегатов, членов круга и понял, что все они настроены против него враждебно. Они его не поддержат.
"Да, - вздохнул он. - Репутация моя подорвана".
Он с растерянным видом сел на свое место. Вдруг в зале члены круга восторженно закричали, захлопали в ладоши. Краснов с недоумением оглянулся. На подмостки трибуны, на которых только что стоял он, Краснов, отчитываясь перед кругом, взошел молодцеватый генерал Эльснер.
- Прошу внимания, господа представители земли донской, - объявил председатель круга Харламов. - Вас пришел приветствовать посланник генерала Деникина - генерал Эльснер.
* * *
На следующий день на вечернем заседании сессии был поставлен вопрос об отставке Краснова. За отставку проголосовало сто пятьдесят человек, против - восемьдесят.
Краснов навсегда покинул атаманский дворец.
Войсковым атаманом был избран генерал Африкан Петрович Богаевский, родной брат "донского бояна", соратника Каледина, погибшего Митрофана Петровича Богаевского.
Участник Ледового похода, во время которого он командовал бригадой, Африкан Богаевский слепо подчинялся Деникину. Поэтому, когда его избрали атаманом, он растерялся. С волнением Богаевский дожидался приезда генерала Деникина и, когда тот прибыл в Новочеркасск, сейчас же явился к нему и спросил, можно ли принять должность атамана.
- Африкан Петрович, - воскликнул Деникин, - только вы и должны быть атаманом.
В своем приказе по всевеликому войску Донскому при вступлении на должность атамана Богаевский так и записал:
"С согласия генерала Деникина, я принял должность войскового атамана".
* * *
Десятого февраля к войсковому музею прибыл в сопровождении членов Большого войскового круга вновь избранный донской атаман Богаевский. Забрав старинные войсковые знамена и хоругви, члены круга выстроились на улице. На колокольне собора зазвонили. Окруженные толпой любопытных, они во главе с атаманом направились в собор.
Как только атаман Богаевский после молебствия появился в дверях собора, заиграл оркестр.
Войска, составленные из сотни казачьего учебного полка, сотни юнкерского училища, сотни кадет Донского корпуса, учебной инженерной сотни, полусотни офицерской школы и скаутов, закричали "ура".
Богаевский, держа в руках пернач - символ атаманской власти, подошел к ним и сказал несколько приветственных слов.
В то время, когда войска проходили церемониальным маршем мимо нового атамана, с другой стороны площади проезжал в экипаже старый атаман Краснов. Забрав семью, он уезжал в Берлин.
* * *
Утрами еще покалывали легкие морозцы, но в полдень на тротуарах уже образовались лужи.
Дни становились длиннее. По сияющему, поголубевшему небу плыли легкие, как пена, белые облачка. Воздух наполнялся пьянящими запахами весны.
Виктор зашел в маленький садик, отгороженный от двора, и стал наблюдать зарождающуюся жизнь. Всюду тренькали, звенели, пузырились ручейки. Под приумолкнувшими деревьями лежал обрюзгший снег. Виктору доставляло удовольствие наступать на этот посиневший, талый снег. Нога проваливалась до земли, и из-под пес но все стороны разлетались горящие на солнце брызги.
Его внимание привлекли птичьи крики. Он поднял глаза. По небу плыла несметная туча грачей. То клубясь, как дым, то снуя из стороны в сторону, птицы кружились над городом.
В соседнем, таком же маленьком садике, раздался девичий смех. Виктор оглянулся. Две девушки, так же, как и он, бродили по таявшему снегу, бросали друг в друга снежки. Они громко смеялись, и их голоса долетали до юноши.
В одной из девушек, высокой, белокурой, Виктор узнал соседку, студентку медицинского факультета. В последнее время он уже давно не видел ее. От своей хозяйки Виктор узнал, что она болела паратифом. Теперь, видимо, она выздоравливала, подруга вывела ее на прогулку.
После долгого лежания в постели весна действовала на выздоравливающую возбуждающе, она резвилась, как ребенок, весело хохотала, шалила.
- Сосед! - крикнула она Виктору. - Что вы один гуляете?.. Идите к нам!
Виктор не был с ней знаком, знал только, что ее зовут Машей, и его несколько удивило ее обращение к нему. Но он подошел к забору и спросил:
- Вы, Маша, кажется, болели?
- Да, - сказала девушка, тоже подходя к забору. - Я долго болела. А теперь выздоравливай. Мы с вами не знакомы, давайте познакомимся, протянула она свою исхудавшую руку. - Неудобно как-то - соседи, а не знакомы, - Маша Калинина.
Виктор назвал себя и пожал ее руку.
- Мариночка! - крикнула Маша своей подруге. - Иди сюда, познакомься с моим соседом!
- Сейчас, Машенька! - отозвалась та.
Виктор побледнел. Голос девушки его поразил. Сердце учащенно забилось.
- Марина, ты? - неуверенно спросил он.
Девушка у куста выпрямилась и недоумевающе посмотрела не него.
- Виктор! - вдруг закричала она взволнованно. - Боже мой!..
По щекам ее потекли слезы.
Виктор перескочил через забор, бросился к ней, обнял.
- О чем же ты плачешь, Мариночка?
- А ты не понимаешь? - сквозь слезы любящими глазами посмотрела она на него и, прижимаясь мокрой горячей щекой к его лицу, прошептала: - От радости, родной, от радости. Если б ты знал, как я истосковалась по тебе!.. - И, не стесняясь подруги, стала целовать его.
- Ну, я пойду, - растерянно сказала Маша.
- Машенька! - крикнул Виктор. - Не уходите.
- Нет, - улыбнулась Маша, - зачем же вам мешать? Лучше поговорите с Мариночкой, а потом приходите ко мне. Я вас чаем угощу с вареньем...
- Хорошо, - быстро согласился Виктор. - Мы поговорим, а потом придем к вам чай пить.
Он перепрыгнул через забор, помог и Марине перелезть.
В комнате Виктора они просидели весь день, рассказывая друг другу о себе, о своей жизни во время разлуки.
- Теперь мы с тобой, Витенька, никогда не расстанемся, - прижалась к нему Марина.
- Никогда! - целовал ее Виктор.
О том, что их ждала Маша, они забыли.
* * *
Какое счастье было для Виктора каждый день видеть любимую девушку, беседовать с ней, слышать ее голос, гладить ее мягкую руку, ощущать запах ее волос, заглядывать в ее чудесные темные миндалевидные глаза!..
Часто он брал ее за руки, с восхищением смотрел в глаза.
- Мариночка, ты чудо! - говорил он.
- Ну уж и чудо, - смеялась она. - Таких чудес на свете миллионы. Вот ты, Витенька, это другое дело... Я чувствую, ты - необыкновенный человек... Мне кажется, что ты что-то делаешь большое, огромное, важное...
- Да-а, - сказал он задумчиво. - Ты, возможно, права...
- Витенька, я тебе буду помогать, - проговорила она. - Можно?..
- Мариночка, не сейчас, а потом... Мы еще поговорим об этом... Ты, Мариночка, предполагаешь, наверно, что все это так просто? Нет... Сколько уже арестовано наших товарищей. Вот недавно у нас очень многих арестовали и казнили... Мы готовились их спасти, спасти также нашего руководителя Журычева... но не удалось...
- Его убили?
- Белогвардейские контрразведчики шашками за городом зарубили. Между нами завелся провокатор. Предал... Контрразведчики узнали о нашем плане и все сделали так, что мы уже ничего не смогли предпринять. Уверенность у нас была большая, что мы Журычева и его товарищей спасем. Но этот провокатор! Эх, если б знать, кто он!..
В дверь постучали.
- Войдите! - крикнул Виктор.
Вошел Василий Афанасьев.
- Здравствуйте! - сказал он и с любопытством посмотрел на Марину.
- Познакомься, Вася, - заметив его взгляд, произнес Виктор. - Моя хорошо знакомая барышня Марина.
- Очень приятно, - улыбнулся Афанасьев, пожимая Марине руку. - Витин товарищ - Василий Афанасьев.
Присев на диван, Василий закурил.
- О чем это вы так оживленно беседовали? - спросил он.
- Да так просто, - нехотя сказал Виктор.
- Да не так просто, - усмехнулся Афанасьев, пуская причудливое кольцо дыма к потолку. - Я еще в коридоре услышал, вы о каких-то провокаторах говорили...
- Не знаю, как ты мог услышать, - пожал плечами Виктор. - Мы очень тихо разговаривали. - "Подслушивал, что ли?" - подумал он. Но тотчас же устыдился этой мысли.
- Понимаю, - обиженно проворчал Афанасьев. - Таишься от товарища.
- Да ты что, Вася? - вскрикнул Виктор. - Как ты мог допустить такую мысль? У меня от тебя тайн не бывает. Разве я могу от тебя что-нибудь скрывать? Мы, действительно, говорили о провокаторах... Я сказал, что вот мы готовили освобождение Журычева из тюрьмы, а какой-то провокатор провалил все это, и Журычева казнили...
- А какое ты право имеешь об этом рассказывать каждому? - холодно посмотрел на него Афанасьев. - Вот ты-то и есть провокатор.
- Каждому? - всплеснул руками Виктор. - Разве Марина "каждая"? Это ж моя невеста... Понимаешь, невеста!.. Она - мой друг, и разве я не могу быть с ней откровенен?.. Я ей верю, как самому себе, как верю тебе, или, скажем, Ивану Гавриловичу Семакову...
- Ах, вот какой ты, Виктор! - с горечью сказал Афанасьев. - Ты меня, твоего ближайшего друга, соратника по революционной работе, ставишь на одну доску с... этой барышней. Вы меня извините, Марина, - взглянул он на нее, - может быть, для вас это и оскорбительно слышать, но я привык всегда говорить правду... Обидно, Виктор, очень обидно... Вот как ты относишься к своим обязанностям подпольного работника, коммуниста... Ты на меня не обижайся, Виктор, хоть ты мне и близкий товарищ, но партия, подпольная наша парторганизация для меня дороже. Я не могу скрыть этого факта... Имей в виду, говорю тебе об этом как старший товарищ.