Разумеется, большинство жителей Пегу были монами, но Никитина интересовало главным образом торговое сословие. Из его сообщения видно, что значительную часть купцов-экспортеров, проживавших в монской столице, составляли индийцы.
В 1496 г. в Пегу прибыли генуэзские купцы Иеронимо ди Сан Стефано и Иеронимо Адорио и пробыли здесь полтора года, не решаясь продолжать путешествие в Аву, раздираемую феодальными смутами. Ди Сан Стефано продал королю Бинья Рану II такую большую партию товаров, что тот смог расплатиться только через 18 месяцев [56, с. 165]. В 1505 г. в Пегу прибыл болонский купец Лодовико ди Вартема. Он также не смог пробраться в Аву, где по-прежнему бушевала война, но остался очень доволен пребыванием в монском государстве.
В своих мемуарах Лодовико ди Вартема писал: «Город Пегу расположен на материке, близ моря. К востоку от него — прекраснейшая река, по которой приходит много кораблей. Город окружен стенами. Здесь хорошие дома и дворцы, построенные из камня с известковым раствором (каменное гражданское строительство было редкостью в Юго-Восточной Азии. — Э. Б.). У короля очень много воинов, пеших и конных… В этой стране великое изобилие зерна, мяса всех видов и фруктов. Там много строительного леса, стволы высокие, могучие…» (цит. по [115, с. 51—521]).
Вартема получил аудиенцию у короля, продал ему кораллы и приобрел взамен рубины. «Король (Винья Ран II. — Э. Б.), — пишет Вартема, — столь человечен и прост, что с ним может беседовать даже дитя» (цит. по [56, с. 1661]). Эта черта — свободный доступ к королю лица низкого звания, купца, действительно была нетипична для большинства средневековых восточных монархий. В Пегу она обусловливалась большой заинтересованностью феодальной верхушки и в первую очередь короля в развитии внешней торговли. Наряду с относительной простотой обращения пегуанские короли в то же время стремились поразить иностранных визитеров блеском своего богатства. «Он (король Пегу. — Э. Б.) носит на себе больше рубинов, чем стоит целый большой город, — писал по этому поводу Вартема, — Если смотреть на короля при свете огней, ночью, кажется, что он сияет, как солнце» [146, с. 121].
С появлением в начале XVI в. в Юго-Восточной Азии португальцев европейские описания Пегу становятся весьма многочисленными, «Это — самая плодородная земля. Она богаче Сиама и почти такая же богатая, как Ява», — писал около 1515 г. португалец Томас Пиреш [229, т. I, с. 97].
Морская торговля Пегу велась в основном через три порта. На юго-западе — Бассейн, основной центр торговли с Бенгалом и другими областями Индии, в центре Дагон (совр. Рангун), большой город с крупной купеческой колонией и судоверфями, где строили корабли из первосортного бирманского тика (эти корабли, в частности, сами были объектом экспорта на Яву). На юго-востоке находился крупнейший торговый центр страны— Мартабан, ведший в основном торговлю с Малаккой и индонезийскими островами [229, т. I, с. 97–98]. Главным предметом экспорта из Нижней Бирмы был рис. Его вывозили в Малакку, Пасе, Педир и другие торговые центры, где было слабо развито земледелие. Из Пегу вывозили также много лакового дерева, бензоин, рубины, серебро, растительное масло, соль, лук, чеснок, горчицу и др. Только в Малакку, Пасе и Педир из Нижней Бирмы ежегодно отправлялось 15–20 крупногабаритных торговых кораблей (джонок) и 20–30 кораблей средней емкости [229, т. I, с. 98].
Из Малакки в Пегу ввозили фарфор разных сортов, медь, олово, ртуть, киноварь, китайские шелка. В Индию из Пегу отправляли серебро и драгоценные камни, а обратно везли индийские хлопчатобумажные ткани, медь, киноварь, ртуть, опиум [229, т. I, с. 100–101].
Обширная, широко разветвленная торговля приносила Пегу большие прибыли. Богатая страна могла себе позволить (в отличие от Авы) довольно крупное храмовое строительство. В частности, в XV в. была почти завершена постройка крупнейшего религиозного памятника Бирмы — пагоды Шведагон.
Политическая история Пегу во второй четверти XV в. была небогата событиями. В 1426 г. король Бинья Даммаяза был отравлен своим братом, который взошел на трон под именем Бинья Ран I (1426–1446). В начале своего правления он совершил кратковременный поход на Аву, куда его пригласил восставший против своего сюзерена князь Таунгу [146, с. 116]. В 1430 г. в Пегу появилась бежавшая из Авы сестра Бинья Рана I Шинсобу, о видной роли которой в борьбе при дворе Авы мы уже писали. Энергичная королева вскоре стала пользоваться большим влиянием и при дворе Пегу. Умирая, Бинья Ран I оставил трон ее сыну Бинья Вару (1446–1450) [146, с. 116].
Правление Бинья Вару было кратким, однако он успел заслужить у летописцев прозвище «Справедливый». Он железной рукой подавлял всякие проявления феодального разгула. Каждый начальник, по его мнению, должен был нести прямую ответственность за преступления своих подчиненных (феодалы, конечно, сами не грабили людей на улицах, но это делала их бойкая дворня).
Однажды, как сообщает летописец, слуга одного офицера украл кольцо у уличного разносчика. Дело попало в королевский трибунал. Офицер явился к королю с ценным подарком и просьбой освободить слугу. Бинья Вару тут же приказал разрубить пополам и слугу и хозяина. Если верить летописцам, он полностью вывел в стране разбой на больших дорогах. Подобно Гарун-аль-Рашиду, он часто бродил по своим владениям, переодевшись простолюдином, чем завоевал себе большую популярность. О нем даже начали складывать легенды: он-де так справедлив, что даже казнил кошку, съевшую мышь, в знак того, что ни один злодей не останется безнаказанным [146, с. 116—1171].
Бинья Вару сменил на престоле Бинья Чан (1450–1453), примечательный только тем, что при нем высота пагоды Шведагон была доведена до 92 м. После его смерти в живых не осталось никого из потомков Разадари мужского пола (это объясняется тем, что каждый король довольно энергично истреблял своих близких родственников, которые по совместительству являлись и крупными феодалами). Тогда собрание знати избрало на трон 59-летнюю Шинсобу (1453–1472). Это был единственный случай в истории Бирмы, хотя правительницами шанских княжеств или сельскими старостами женщины бывали. Благодаря своей мудрости Шинсобу стала национальной героиней монов. Память о ней сохранялась вплоть до XX в. Она завершила строительство Шведагона, пожаловала его монахам обширные земельные угодья и 500 рабов из военнопленных для работы на этих землях. На позолоту купола Шведагона она подарила знаменитой пагоде золотые слитки, равные ее собственному весу [146, с. 116]. Желая предотвратить династические распри, Шинсобу еще при жизни, в 1460 г., решила избрать себе преемника и соправителя. Ее выбор пал на буддийского монаха Даммазеди, входившего в свиту, с которой она бежала из Авы. Монская знать была глубоко возмущена тем, что священные королевские регалии достались простолюдину, а не кому-нибудь из ее среды. Шинсобу, однако, обладала достаточной силой, чтобы подавить всякую оппозицию в этом вопросе. Согласно летописям, она якобы переубедила недовольных, приказав вынуть бревно из настила моста и высечь на нем изображение Будды. Показав его вельможам, Шинсобу сказала: «Вы говорите, он из простого рода и не может быть вашим королем. А поглядите на это простое дерево. Вчера оно лежало в пыли и вы попирали его ногами, а сегодня разве это не ваш Господь? И теперь вы должны склоняться перед ним» [146, с. 118]. Чтобы укрепить права Даммазеди на трон, королева прибегла, впрочем, к более принятому в феодальной среде способу — выдала за него замуж свою дочь.
Период правления Даммазеди (1472–1492) был, по-видимому, вершиной расцвета королевства Пегу. Он вел массовое религиозное строительство, верный признак того, что королевская казна была переполнена золотом. Ему не приходилось бороться с феодальными мятежами или народными восстаниями. Он обменивался посольствами с Китаем и посылал миссии в Бенгал и на Шри Ланку [146, с. 119].