Выбрать главу
за жемчужинами. Ужасны там акулы и морские драконы. Других уводили в горы золото добывать — чумны там джунгли, отравлены источники. Силки и западни принуждали всюду расставлять — зимородков и косуль ловить. Букашкам и травам тоже не было спасения. Вдовами, сиротами переполнилась земля. А кровопийцы, беснуясь, жаждали новых жертв. Сегодня гнали хоромы возводить, завтра — валы насыпать: повинностям не было видно конца. Умельцев превратили в нули — в деревнях умолк шум ткацких станков. Бамбука в южных лесах не хватит, чтобы записать злодеяния врагов. Вод Восточного моря мало, чтобы смыть их подлую грязь. Как не возмутиться народу. Как не воспылать гневом небесам! Скрывшись в горах Ламшона, Мы замыслили святое дело. Не в силах видеть страданий любимой Отчизны, Мы поклялись отомстить ее врагам. Десять лет праведная ненависть не давала нам покоя. Питаясь кореньями и лежа на усыпанной шипами земле, мы проводили дни в трудах и занятиях. Размышляя над книгами древних воителей, Сравнивая прошлое с настоящим, мы стремились найти причины побед и поражений. Горя желанием принести избавленье стране, Мы подняли восстание в момент, когда враг находился в зените могущества… …На поле боя нам не хватало солдат, Под походным шатром — помощников и советников… …Время же не терпело, и, обуреваемые тревогой за судьбу Отчизны, Пылая ненавистью к злодеям-захватчикам, Мы так спешили со своими начинаниями, как спешат на помощь утопающему. В Линьшоне мы десятки дней оставались без продовольствия, В Кхайнгуене мы потеряли верную дружину. Небо хотело испытать нашу волю, И мы напряжением всех сил преодолели невзгоды. Сплотив в дружную семью землепашцев со всех концов страны, мы высоко подняли знамя правого дела. Вместе с воинами, как отец с детьми, мы делили превратности солдатской жизни. Прибегая к внезапным атакам, мы, слабые, одолевали силу. Устраивая засады, мы малыми отрядами побеждали несметные вражеские полки. Так правое дело восторжествовало над варварством, Человечность укротила насилие и жестокость. В Боданге мы молнией разящей обрушивались на оккупантов. В Чалане валили их, как рубят бамбук. Чем доблестнее сражались наши солдаты, Тем шире распространялась их слава… … В Нанькиеу кровь врагов текла рекой — смрадом несло на тысячи ли, В Тотдонге поля усеялись телами захватчиков — земля там осквернена на сотни весен. Мы выставили голову Чан Хиена, служки захватчиков, на осмеяние народа. За гнусную измену казнили и Ли Лыонга. Ван Тун ответный удар нам готовил, да лишь усугубил свою беду; Ма Инь спешил на выручку своим, но был разбит в пути. Вконец измотавшись и духом пав, враг ждал своего смертного часа. Мы же не силой, а убеждением хотели его сломить. Казалось, сомнения и раскаяние уже грызут завоевателей, А на деле они лелеяли новые черные замыслы. Прихоть одного человека ввергла тысячи тысяч в пучину бедствий, Падкие до легкой славы, люди покрыли себя бесчестьем в веках. Всем это памятно: Гаденыш Суан Дэ[57], собрав войска, Велел трусу Лю Шэну тушить пожар маслом, В девятом месяце года динмуй[58] Лю Шэн выступил из Хайона, В десятом — полки Му Цина вторглись из Юннани. Заманив в засаду, мы разгромили их авангарды, Ударив с тыла, мы отрезали им путь к отступлению и лишили снабжения. Восемнадцатого числа Лю Шэн потерпел поражение в Тиланге, Двадцатого нашел смерть на горе Майон… Мечом карая, мы наступали без передышки; Охваченные паникой, враги обращали оружие друг против друга. Условившись в середине октября добить неприятеля, Мы окружили его крепости Несметной армией храбрецов, в военном деле искусных. Наши солдаты точили о камни сабли — и скалы рассыпались в прах; Наши слоны шли на водопой — и реки и ручьи высыхали… … Мы действовали, как вихрь, что гонит сухие листья, Как муравьи, что роями подтачивают дамбу. Сий Ю, вражеский предводитель, на коленях просил у нас пощады. Шаншу[59] Хуан Фу связал себе руки и сдался нам на милость. Дороги в Ланзианге и Лангшоне усеялись трупами, Воды Сыонгзианга и Биньтхана обагрились кровью. В ужасе застонали ветры и облака изменили цвет, Солнце и луна в небе померкли. Столкнувшись с нами в Лехоа, юннаньская армия познала ад. Проиграв сражение в Канчаме, полки Му Цина бежали, давя друг друга. Реки в Ляньтяу, разбухнув от крови, с рыданиями прорвали берега, У стен Данса, где выросли горы трупов, луга стали красными. Две армии, спешившие на помощь, не успели повернуть назад. Нигде не находя спасения, враги в крепостях сложили оружие. Побитые тигры, минские военачальники взывали к нашему милосердию. Мы же сражались не для того, чтобы сеять смерть. И, следуя воле неба, сохранили им жизнь. Ма Ци и Фэн Жэну мы дали пятьсот джонок, Ван Туну и Ма Иню — тысячи коней, чтобы они покинули нашу страну. Они уже в открытое море вышли, а все еще трепетали от ужаса, Они уже до родной земли доскакали, а никак не могли опомниться. Враги страшились смерти и искренне просили мира, Мы же хотели дать народу отдохнуть. Мудрый расчет нами руководил, Какой редко кого осенял из смертных. Отныне наши пределы неприкосновенны, Наши горы и реки пробудились к новой жизни. Счастье приходит на смену бедствиям, Как светлый день наступает после черной ночи. Навеки смыв позор порабощения, Для поколений мы открыли эру благоденствия. В броню одевшись, мы сотворили подвиг, что будет славен в веках. В четырех морях воцарился мир и повсюду повеяло обновлением. Пусть же все узнают об этом.

Глава 9

ВЬЕТНАМ ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ ОТ КИТАЙСКОГО НАШЕСТВИЯ (1428–1497)

После изгнания китайцев встал вопрос о носителе верховной власти. Реальная власть находилась в руках Ле Лоя, но официальным королем Вьетнама (согласно договоренности с китайским командованием) был представитель старой династии Чан Као. Китайская дипломатия рассчитывала использовать этот факт, чтобы в какой-то мере сохранить свое влияние во Вьетнаме Часть вьетнамских феодалов, не желавшая продолжения реформ Хо Куи Ли, также делала ставку на последнего отпрыска Чанов. Во главе этой группы стояли два крупных чиновника Чан Фаунг и Ньы Хот, сотрудничавшие ранее с китайцами, но прощенные Ле Лоем. В начале 1428 г. они организовали заговор, в который был посвящен и Чан Као. Они обратились за помощью в Китай, обещая поднять восстание внутри страны, если китайцы вновь вторгнутся во Вьетнам. Заговор, однако был вовремя раскрыт. Чан Као бежал, но был пойман и принял яд. Королем Вьетнама в апреле 1428 г. был провозглашен Ле Лой, принявший тронное имя Ле Тхай То (1428–1433). Он основал, таким образом, новую династию «Поздняя Ле», которой суждено было править 360 лет (1428–1788). Столицу Донгдо Ле Лой переименовал в Донгкинь, откуда произошло название Тонкин, применявшееся европейцами в XVI–XIX вв. к Северному Вьетнаму [57, с. 346; 168, с. 216–217].

вернуться

57

Китайский император.

вернуться

58

1427 г.

вернуться

59

Министр китайского двора.