Танкисты пришли минут за пятнадцать до начала. Электрический свет от движка, трещавшего во дворе, казался необычно ярким и непривычным. По залу, заставленному стульями, уже прохаживались свободные от дежурства врачи. Сестры и санитарки стайками толклись возле занавешенных одеялами окон. Рассаживались раненые, в синих, коричневых, черных халатах и в стоптанных тапочках. Пришли и принарядившиеся по случаю кино мадьярки из прислуги сбежавшего помещика. Они подружились с русскими санитарками и медсестрами, помогали им стирать белье, работать на кухне, мыть полы.
Казачков был в медсанбате своим человеком. Со многими он здоровался за руку, галантно отвешивал направо и налево поклоны, медсестер и молоденьких женщин-врачей называл только по имени.
— Аллочка! Лапочка! А где наша Ниночка? — спросил он у проходившей мимо маленькой краснощекой сестры с круглыми веселыми глазами.
— Ваша — не знаю, а наша — скоро придет,— улыбнулась, обходя его, Аллочка.
Проводив ее взглядом, Казачков вдруг встрепенулся, шепнул Виктору на ухо:
— Начальство! Не теряйся,
В зал вошли пожилой майор и женщина-врач в таком же звании. Позади них шел седоусый подполковник медицинской службы с чисто выбритым профессорским лицом — командир медсанбата Стрижанский.
— Сейчас может быть неприятный разговор, — предупредил Казачков.
Стрижанский остановился у двери и осмотрелся. Покачав головой, двинулся дальше, но, дойдя до танкистов, придержал шаг и с усмешкой спросил у Казачкова:
— Что у вас, молодой человек? Опять зубы болят? Или, может быть, глаз засорили?
— Нет, ничего такого, товарищ подполковник, — чуть смутившись, ответил тот. — Кино.
— Люблю честность! — Стрижанский обернулся к Виктору. — А у вас?
— Тоже кино, товарищ подполковник.
Ну, спасибо! А то уж я хотел доложить полковнику Гоциридзе, что его часть, небоеспособна ввиду некоего массового заболевания. Стрижанский прошёл дальше, и собравшиеся начали рассаживаться. Казачков незаметно толкнул Мазникова локтем.Смотри. Она. Ниночка Никитина.
Между стульев пробиралась к подругам девушка в погонах старшего лейтенанта медицинской службы. Толстая золотистая коса обвивала ее небольшую, гордо и независимо поднятую голову. Никитина прошла вперед, села на свободный стул, оглянулась. Казачков поймал ее взгляд и сделал неопределенное движение, похожее на поклон. Никитина ответила едва заметным кивком и больше уже не обращала на него внимания. Но Мазникова она заметила, наверное, потому, что видела его впервые. Широко раскрыв свои большие глаза, затененные густыми ресницами, она несколько мгновений смотрела на него, потом наклонилась к соседке и что-то сказала. Та повернулась, тоже посмотрела в его сторону — и обе они засмеялись.
Виктору это не понравилось.
— Пойдем сядем где-нибудь, — сказал он Казачкову.
В одном из последних рядов они нашли свободные стулья, и когда мягко застрекотала кинопередвижка, Виктор так, чтобы не заметил Казачков, посмотрел в сторону Никитиной. На фоне светлого экрана он отчетливо видел силуэт ее головы, увенчанной тяжелым венком косы. Никитина то склонялась к соседке, то неподвижно смотрела вперед..,
— Ну, как Ниночка? — спросил Казачков, когда они возвращались обратно.
— Ничего особенного.
Казачков, никак не ожидавший такого ответа, даже остановился:
— Ничего особенного? Врешь ты, комбриг! Не верю!
— Дело хозяйское.
— Убей меня, не верю!
Смелый в густой снежной мгле, па повороте улицы вспыхнул вдруг свет автомобильных фар. В голубых лучах засверкали, закружились хлопья сырого снега.
— Хлопцы! — встрепенулся Снегирь.— Полковник!..
Все прижались к забору. Машина прошла мимо и остановилась у штаба, тотчас выключив фары.
«Дома» почти все спали. Только Овчаров лежал па полу с открытыми глазами, глядя перед собой в потолок. Он даже не посмотрел на вошедших. Снегирь сбросил шинель и, помешав в печурке, поставил на нее котелок с водой.
— Чайку захотелось? — раздеваясь, спросил Казачков.
— Побриться надо. Похоже, что завтра двинемся.