Особым видом изделий надо считать предметы престижности, а именно навершия из камня и бронзовые диадемы. Они особые потому, что являются индикатором не столько синхронности памятников или наличия дальнего либо ближнего обмена, сколько принципиальной одинаковости общественной структуры в смежных или дальних культурах, т. е. у соседних пли отдаленных друг от друга народов. Это позволяет говорить, что у населения Северного Ирана, Юго-Западной Туркмении и северной подгорной равнины Копетдага в эпоху поздней бронзы фиксируется не только единообразие в экономике, но и один уровень общественного развития, при котором оказалось необходимым выделить каких-то людей, обладающих публичной властью; ее субстанция была заключена в специальные предметы, в частности в посох или жезл определенной формы и материала.
Украшения и предметы туалета обладают разными свойствами. Часть их совпадает по уровню информативности с уникальными орудиями производства и подчеркивает принадлежность к одной культуре тех памятников, где они были найдены. К ним относятся бронзовые проволочные спиральные кольца для волос, стеклянные и фаянсовые трехдырчатые пронизки, найденные в слое IIа1 Шах-Тепе. Кстати, данные предметы полностью отсутствуют в памятниках северной подгорной равнины Копетдага. Другая часть, реже встречаемая в сумбарских могилах, является указателем синхронности — это булавки с навершиями. Булавки с крестовидным навершием, найденные в Янги-Кале и на «Вышке» Намазга-Тепе (формы для отливки), доказывают синхронность названных памятников, несмотря на их принадлежность к разным культурам; короткие булавки с ребристой головкой, известные в Сумбарских могильниках и в могильнике Сапалли, также указывают на синхронность. Такую же роль играют бронзовые флаконы идентичной формы из нижнего слоя Сапалли, из Сумбарского могильника и из могильников Бактрии — независимо от места своего изготовления они подчеркивают синхронность этих памятников. То же относится и к глиняным флакончикам из Сумбарского и Дашлинского могильников, а также из слоя IIа1 Шах-Тепе, причем тут важна не столько их форма (в отличие от бронзовых флакончиков они могли изготовляться во многих местах, как подражание им), сколько сочетание с бронзовым стержнем, вставленным в узкое горло; синхронность Сумбарского и Дашлинского могильников, а также слоя IIа1 Шах-Тепе, принадлежащих к разным культурам, не вызывает поэтому сомнений.
В сложном вопросе датировки и синхронизации памятников юга Средней Азии между собой и с памятниками Северного Ирана еще много неясного. Кое-что, однако, уже можно считать стабилизированным. Так, можно с уверенностью говорить о синхронности Сумбарских могильников и памятников оседлоземледельческой культуры эпохи поздней бронзы Намазга VI на северной подгорной равнине Копетдага. Далее, уже давно установлена синхронность памятников земледельческой зоны Южной Туркмении эпохи бронзы и поселений Гиссар IIIВ, IIIС и Шах-Тепе Па. Может быть, именно потому, что памятники Южной Туркмении были в свое время датированы па основании сходства с памятниками Ирана, в настоящее время существуют большие неувязки, так как, с одной стороны, период Намазга VI относится к ЖВ-I Ирана, а период Намазга V, с другой стороны, продолжает быть привязанным к традиционным абсолютным датировкам синхронных слоев Гиссара и Шах-Тепе. Поскольку материал могильников Сумбарской долины является новым и объективным археологическим источником, то целесообразно посмотреть его соотношение с принятыми датами.
На основании давно известных соответствий археологических комплексов с памятников Южной Туркмении и Северного Ирана, на основании отнесения комплекса сумбарской культуры к XIV—X вв. до н. э., на основании твердой стратиграфии поселений Южной Туркмении, согласно которой между периодами Намазга V и VI нет временного перерыва, можно предложить датировать памятники подгорной равнины Копетдага эпохи бронзы следующим образом: период Намазга VI — XIV— X вв. до н. э., а подстилающие его слои периода Намазга V — соответственно XVII—XIV вв. Культурные слои предшествующего периода (Намазга IV) настолько мощны, что с легкостью поднимутся вверх по хронологической шкале и заполнят мнимый разрыв между Намазга V и IV, войдя тем самым во II тыс. до н. э. [Хлопин, 1977а, с. 152].
Такие даты памятников эпохи бронзы Южной Туркмении не могут не затронуть дат культур эпохи поздней бронзы Северного Афганистана и Южного Узбекистана, открытых и введенных в научный оборот в те-ченпе последних 10 лет.
В. И. Сарпанидп правильно определил даты освоения северной подгорной равнины Гиндукуша земледельческим населением и общие рамки существования культуры эпохи поздней бронзы. Он считает, что заселение этих мест произошло в середине II тыс. до н. э. и памятники не выходят за рамки второй половины II тыс. [Сарианиди, 1976а, с. 83], хотя слой Тилля 1, отнесенный им к эпохе поздней бронзы, был определен сперва более точно — 1300—1000 гг. до н. э. [Сарианиди, 1972а, с. 24]. В полном издании памятников Дашлинского оазиса исследователь придерживается этой же даты [Сарианиди, 1977а, с. 74]; попутно отметим, что в связи с совпадением многих черт культуры дашлинских поселений с Гиссаром ШВ и ШС он вполне твердо уверен в необходимости пересмотра традиционной дабы Гиссара с тем, чтобы поднять ее до середины и второй половины II тыс. до н. э.
А. Аскаров разделил земледельческую культуру Южного Узбекистана на три этапа: сапаллинский (1700—1500 гг. до н. э.), джаркутанский (1500—1350) и молалинский (1350—1000 гг. до н. э.). Комплекс сапаллинского этапа содержит некоторые металлические предметы, определенно синхронизирующие его как с памятниками позднего Намазга V — раннего Намазга VI (печати, булавки, биконические каменные пряслица и др.), так и с могильниками долины Сумбара (бронзовый флакон, несомкнутые колечки, булавки, спицы и пр.). Следовательно, эти предметы дают основание поместить сапаллинский этап в те же временные границы, т. е. в XIV—X вв. до н. э. Комплекс джаркутанского этапа во многом похож на предшествующий, но в нем найдены чайники со сложным носиком и с перемычкой от носика к венчику; это верный признак ЖВ-II Ирана, т. е. уже начала I тыс. до н. э. Значит, в джаркутанском комплексе есть вещи, которые позволяют его относить, хотя бы частично, к началу I тыс. до н. э. Что касается молалинского комплекса, расположенного намного севернее двух предыдущих, то у нас нет пока данных для определения его хронологии, но мы также не можем безоговорочно согласиться с Аскаровым в отношении его последовательного расположения во времени; не исключено, что Молали — территориальный вариант джаркутанского этапа.