— Может быть, встретимся в более удобное время? У вас есть телефон?
— К сожалению, нет. Но если вы дадите мне свой, я с вами свяжусь.
Она записала на клочке бумаге свой номер и имя — Мария-Клара, и в скобках добавила «мать Эдуардо (Дуда)». Идальго, воспользовавшись тем, что за одним из детей пришла мама, поспешил распрощаться и удалиться. Стелла собирала маленькую сцену и упаковывала кукол и реквизит в две большие сумки.
— Держи, спрячь куда-нибудь.
— Что это?
— Разве ты не хотела упорядочить наших клиентов? Вот и добавь в список маму Дуды. Она серьезно озабочена тем, будет ли ее мальчик здоровым и богатым.
— Будь осторожнее! Это может закончиться тем, что мы не сможем давать спектакли!
— Мы ничего не потеряем, милая. Наоборот, будем в выигрыше. В большом выигрыше. Нам же нужно место, где можно принимать клиентов? Заниматься этим дома — не самая лучшая идея. Так что пришло время пожинать плоды.
— Я просто хочу, чтоб ты был осторожнее. Не забывай, я на государственной службе. И вовсе не хочу потерять место.
— Как ты и сказала, это служба, а не работа. А нам пора приняться за работу. Немного поработать мозгами.
Был уже конец дня. Идальго и Стелла вышли из ресторана. Она тащила сумки; он же выглядел так, будто вот-вот сейчас появится шофер и поспешит распахнуть перед ним дверцу лимузина.
Он завернул за угол, так и не заметив входящего в «Макдоналдс» Габриэла.
Габриэл не разговаривал с Ольгой после той встречи в полицейском участке. Чтобы случайно не столкнуться с ней, он даже стал приходить и уходить с работы в разное время. Если она заходила в его закуток или заглядывала к нему через перегородку, он ограничивался коротким приветствием «Привет» или «Как дела?». В участок он тоже не звонил. С тем детективом, которого представил ему Эспиноза, общаться он не хотел. Вряд ли тот хороший профессионал. Да и жизненного опыта у него наверняка маловато. Кроме того, Габриэл глубоко, возможно даже окончательно, разочаровался в Ольге — из-за того, что она привела с собой Ирэн. Неужели она не понимала серьезность ситуации? Неужто не могла осознать всю чудовищность ожидающей его трагедии? Или же это его ошибка — он сам не понял, что Ольга не из тех, кто может отличить серьезное от повседневного.
За три дня, что прошли после встречи в участке, Габриэл глубоко погрузился в себя. Или, по крайней мере, попытался это сделать. Он воспитывался у августинцев, и еще в начальной школе братья учили их, что в кризисные моменты, когда давление внешних обстоятельств становится нестерпимым, надо искать решение внутри себя. Истины вне нас нет, твердили они. Почему же он не может заглянуть внутрь себя и понять смысл предсказания аргентинца? А комиссар? Ему что, изменила его способность отличать хороших людей от плохих? Это Ирэн так на него повлияла! Все было ясно с того момента, как только он на нее посмотрел. Комиссар, судя по всему, неплохой человек, но он все-таки мужчина, и, как понял Габриэл, одинокий. Эта Ирэн мигом его зацепила. Женщины это умеют. Она очень привлекательна и соблазнительна. Ее взгляд вонзился в его душу, словно гвозди — в руки распятого Христа. Хотя нет, он, наверное, что-то путает. При чем тут вообще Христос? Это же было в участке, а не в церкви. Вот потому он и просил полицейского встретиться где-нибудь в другом месте, а не в участке. Места портят людей. Никто не избежит мыслей о Боге, стоя посреди церкви. И никто не избежит мыслей о зле, находясь в полицейском участке. Никто, включая самого комиссара. Наивно было бы думать, что Эспиноза, человек, который там заправляет, попробует докопаться до сути дела. Он предпочтет дальнейшему расследованию всякие соблазнительные игры с Ирэн. Надежда на то, что Габриэлу может помочь кто-нибудь из окружающих, была иллюзией.
Проблемы его начались с предсказания аргентинца. Так что того следует обязательно разыскать. Это единственный шанс как-то изменить течение событий, если, конечно, вообще что-либо можно изменить. Габриэл хорошо помнил, что в предсказании не оговаривались условия, при которых оно должно сбыться. Подобно всем истинным пророчествам, оно носило императивный характер. И как раз это ему и хотелось уточнить у аргентинца: было ли это видением, отдельные части которого можно интерпретировать по-разному, или же речь идет действительно о неизбежном божественном предначертании. А еще ему очень хотелось выяснить, правда ли, что Эспиноза твердо решил не заниматься его делом, или же то, что он сказал при их последней встрече, было просто сиюминутным настроением.