— Благодарю.
Глаза Тито растерянно блуждали. Он чувствовал себя окончательно запертым в ловушке и отчаянно не хотел, чтобы это понял американец, иначе пропала бы возможность еще постоять за себя и поторговаться.
— Вообще мне приходится трудно, — вздохнул он. — Трудно, знаете ли, оправдать перед народом и свой теперешний отъезд на запад, на этот остров, и временное оставление армии. Ведь я все же главнокомандующий и генеральный секретарь КПЮ! — Тито важно откинулся на спинку стула.
Медленно потягивая через соломинку сода-виски, Хантингтон украдкой еще и еще раз внимательно вглядывался в Тито, хотя, кажется, знал о нем уже почти все. Насквозь видел этого пройдоху, разгадывал его игру. Что нового могли сказать ему этот уклончивый взгляд, эта напряженная, деланная улыбка, эта напускная независимость и высокомерие, эта игра в императорское величие? Как смешно, например, что, собираясь на морскую прогулку, этот новоиспеченный маршал, ефрейтор, продвинувшийся до высшего военного звания без службы в армии и без проведения каких-либо боевых операций, вырядился в парадный белый френч с вышитыми на воротнике по красному полю золотыми дубовыми ветками! Наверное, сшили в Неаполе.
Международный авантюрист! Провинциальный жандарм, играющий роль Цезаря, которого он видел, наверное, в шекспировской пьесе в постановке загребского театра! Живет для себя и думает только о том, что может упрочить его власть. Выбор, очевидно, сделан правильно. Тито — это ключ, которым можно будет при удобном случае открыть себе двери на Балканы. Английские ключи: король Петр, король Михай, король Зогу, — это ржавые, устаревшие ключи, ими современные балканские двери не откроешь. Надо крепко держать в кармане новые.
И все же у Хантингтона были серьезные основания для беспокойства. Русские близко… Черчилль недаром отважился прилететь в Неаполь. Нюх у старого Уинни хороший. Но сумеет ли Тито, если его временно выпустить из рук, выправить свои, уже слегка натянутые отношения с русскими, сумеет ли он искупить перед ними кое-какие свои явные грешки? Сможет ли проделать все это с искренностью, не внушающей подозрения? И не захочет ли он впоследствии нажить себе капитал на политике лавирования между Западом и Востоком в ущерб той задаче, которая на него в свое время будет возложена США?
— А кстати, маршал, знают ли о нашей прогулке советские представители? — внезапно полюбопытствовал Хантингтон.
— Нет, не знают, — поморщился Тито. — Я ни перед кем не отчитываюсь в своих действиях.
— Значит, вы у меня инкогнито?
— Конечно! Но со временем сказать об этом придется. Они все равно узнают. Наши люди, вроде Арсо, от них ничего не скрывают. Народ доверяет русским. Надо это учитывать. — Тито наклонился к собеседнику. — Да, народ… Как часто я чувствую себя одиноким…
— Что поделаешь, — сказал Хантингтон. — Это трагедия всех выдающихся личностей.
Тито вздохнул и продолжал прежним вкрадчивым тоном:
— Югославия — маленькая страна, и мы должны считаться с большими державами. Вот если бы объединить Балканы под нашим руководством, тогда нам можно было бы говорить погромче — басом. Мне видится страна, по населению больше Франции, а по природным данным, пожалуй, намного богаче. Не говоря уже об ее огромном стратегическом значении. Великая славянская держава, но западная.
— Так, так.
— Об этом мечтали еще знаменитые деятели Сербии и Хорватии прошлого века: «Сербия от моря до моря». «Альпийская Хорватия», — доверительно говорил Тито, почувствовав одобрение. — Они мечтали о федерации южных славян. Эту мозаику различных народов, живущих на Балканах и в бассейне Дуная, включая Венгрию, Румынию и Грецию, нужно крепко сцементировать. Иначе они все повернутся к Советскому Союзу. Такова ведь их тенденция. Нужен противовес. Как на это смотрят в Вашингтоне? Считают ли у вас такое государство возможным? Я могу его создать, — заносчиво, но не без вкрадчивости проговорил он.
— В Вашингтоне начинают понимать, — уклончиво ответил Хантингтон, — что у вас имеется шанс стать в будущем лидером Балкан.
— Мы с Черчиллем и об этом говорили, — похвастался Тито.
— Как же! Старый Джон Тар[79] не лишен остроумия: идея создания балканской федерации принадлежит ведь еще Меттерниху. Ею и Гитлер пользовался.
Тито с рассеянным видом прислушался к шуму волн, плескавшихся за бортом катера, и промолчал.
— Впрочем, идея сама по себе хороша, — после паузы сказал Хантингтон уже без всякой иронии.
Открыв свои карты, Тито, не стесняясь, задал вопрос в лоб: может ли он рассчитывать на признание его Америкой как единственного властителя Юго-Восточной Европы?