Хантингтон, опасливо покосившись на нее, бросился к двери и хрипло крикнул наверх офицеру:
— Полный, вперед!
Загудел мотор, забурлила вода за кормой. Катер развил предельную скорость. Еще четыре снаряда один за другим взметнули воду в проливе, но катер уже входил в бухточку. Там маршала ожидал Ранкович с усиленной охраной.
На дороге было пустынно. Никому из жителей и партизан не позволялось ходить в часы прогулок Тито в районе пещеры и по дороге, ведущей от нее к морю. Только английские и американские патрульные чувствовали себя здесь, как дома.
Тито вместе с Тигром поспешил в свою пещеру.
— До встречи в Белграде, сэр, — сказал ему Хантингтон на прощанье и, подняв руку, потряс ею в воздухе.
Он был доволен результатами прогулки. Ему уже мерещились американские звезды и полосы над Балканами, звезды и полосы над одним из важнейших подступов к ненавистной ему Советской России.
13
«…Так мне и не удалось попасть к своим. Время уходило, а дела наши не принимали того оборота, на который намекал Перучица… Напротив, как мне казалось, обстановка складывалась к худшему. План Перучицы был отклонен Поповичем. Строжайший приказ и бдительность агентов ОЗНА, олицетворявших собой всю силу тайной полиции, следившей за беспрекословным исполнением велений свыше, удерживали нашу бригаду в районе Златара.
Илья Перучица на время ушел из бригады. Командир корпуса будто нарочно в самую горячую пору отправил его на учебу в высшую офицерскую школу, созданную Арсо Иовановичем еще в 1942 году. В эту школу командиры батальонов и бригад приходили прямо с поля боя и в течение полутора-двух месяцев изучали основные принципы современной войны, вопросы взаимодействия родов войск и военную тактику.
Ильи Перучицы с нами не было, но о его неосуществленных планах и о директиве Арсо Иовановича знали уже все бойцы. Их трудно было удержать в бездействии.
С высот Златара они часто смотрели на зеленую долину. Иногда, заметив над дорогой облако пыли, стремглав прибегали к палатке Куштриновича с криком: «Немцы идут!». Но командир ничего не предпринимал, ссылаясь на предупреждение Поповича.
Наконец, после долгих размышлений над картой Куштринович надумал план такой операции: засесть с ночи в засаду у дороги, где-нибудь между Нови-Варошем и Банья, и ждать транспорт врага. Бойцы обрадовались: хоть какое-то дело!
Засаду мы устроили перед опушкой леса, у берега речки Бистрица, впадающей в Лим. Несколько больших плоских камней, обвитых плющом, и кусты дрока и боярышника, росшие между ними, хорошо маскировали засевший здесь взвод Филипповича. Остальную часть своей роты я расположил в глубине лесной опушки. Роту Янкова Куштринович поставил на другую сторону дороги в овраге.
Дождались рассвета. Скоро по шоссе должно было начаться движение колонн противника.
Напряженную тишину ожидания внезапно нарушил громкий стук топоров. Бойцы в недоумении и тревоге переглянулись.
Я пошел узнать, в чем дело. Но не успел отойти и нескольких шагов, как встретил запыхавшегося Милетича. Он бежал, громко ругаясь:
— Ну и стратег, черт бы его побрал!
— Кого?
— Да Куштриновича! Считает себя умнее всех! Друже Янков! — позвал он. — Идите-ка сюда!
Мы втроем кинулись к тому месту, где бойцы подрубили высокий молодой дуб. Он с треском упал поперек дороги. Куштринович сидел на старом пне и что-то чертил в тетради.
— Вот полюбуйтесь! — бросил Иован.
— Чем вы тут занимаетесь! — Кича сорвал с себя очки, словно хотел ими ударить по мясистому, покрытому рыжеватой щетиной лицу бывшего четника.
— Салют! Составляю кроки местности, — ответил тот, лениво приподнимаясь.
— Вижу. А зачем делаете этот завал?
— Как зачем? Чтобы задержать противника.
— Да ведь вы демаскировали наше расположение! Засада теперь видна издали!
Сизый шрам на щеке Куштриновича побагровел.
— Я делаю так, как учит меня военная тактика.
— В том, что вы делаете, военной тактики столько же, сколько у жабы волос.
— Прошу не вмешиваться!
Но Кича уже не слушал. Над дорогой завихрилась пыль.
— В засаду! — крикнул он.
И, быстро швырнув в кусты пилотку, оружие и куртку, схватил топор, подошел к дереву. В белой рубашке, с растрепанной клочкастой бородкой он был похож на крестьянина, который свалил дерево, чтобы нарубить веток для скота.
Хитрость Кичи удалась. Ни поваленный у дороги дуб, ни «крестьянин», спокойно отрубавший ветки, не вызвали подозрений у головного охранения противника, которое мы пропустили. А когда подошла колонна немцев и бородатых четников, сопровождавших обоз с продуктами, Куштриновичу пришлось-таки открыть огонь по своим бывшим соратникам.