Маккарвер слушал, уже ничему не удивляясь.
— А в Болгарии? — спросил он.
— И там все в порядке! Сейчас кое-кто вышел из Плевненской тюрьмы и после девятого сентября проник в ЦК болгарской компартии… Трайчо Костов — запомните это имя! Вот наши балканские резервы, Шерри. Вот тот штурмовой отряд, который мы двинем в бой в нужный момент.
— Понимаю, — тихо произнес Маккарвер. — Но не угрожает ли нам опасность, что тот же Тито под давлением народа зайдет слишком далеко в строительстве социализма в Югославии и в своих связях с русскими, и тогда, следуя нашему же принципу эластичной политики, он может в один прекрасный день послать нас к черту?
— Не посмеет. Он влип, как оса в варенье. Шага не сделает без нашего ведома. Окружение вокруг него создается надежное. А если попытается действовать вопреки нашим указаниям, мы сейчас же разоблачим его перед народом. Он боится этого сильнее смерти. Не забывайте и о некоторых свойствах его характера, о стремлении стать балканским Бонапартом. Ему льстит то обстоятельство, что он здесь самая надежная наша фигура. Он — вождь, а Ранкович — руководитель. На этих двух китах мы и будем здесь держаться, — ухмыльнулся Хантингтон. — А им не обойтись без нашей поддержки. Не так ли, Шерри?
— Ни в коем случае, — воскликнул Маккарвер. — Война и план «Ратвика» достаточно подготовили Югославию к необходимости просить о помощи. А мы тут уже позаботились, чтобы за помощью Тито пришел к нам, а не к русским.
— Вот-вот! Еще римляне понимали, что самый лучший и наиболее безопасный способ удержать завоеванную страну — это разорить и обессилить ее. Разорив Карфаген, римляне сохранили его за собой.
Маккарвер радостно потер руки.
— Я уже чувствую хруст банкнот между пальцами, полковник. Югославия для нас — блестящая сделка. На каждом долларе, потраченном на нее теперь, мы можем впоследствии заработать два или три.
— Вы мелкий торгаш, Шерри! — Хантингтон, брезгливо поморщившись, сорвал с ветки тамариска розовые цветы. — Дело совсем не в том, что нам предстоит заработать на восстановлении Югославии или на использовании ее природных богатств. Это — мелочь, завалявшаяся в кармане. Гораздо важнее другое. Балканы с Югославией в центре — это наш бастион в войне будущего, это дверь на восток, это рычаг, которым мы все тут перевернем, то есть наведем наш твердый порядок в этой части света, порядок наших могучих демократических Штатов! — внушительно закончил Хантингтон.
Через минуту он отечески добавил:
— Вам, Шерри, пора уже перестать смотреть на свою миссию здесь с точки зрения барышника-скотовода из Канзаса. На чековых книжках мы теперь далеко не уедем. В войнах главное не золото, а хорошие войска.
— Вещь малоутешительная. Советский Союз превосходит нас в людских резервах, — уныло сказал Маккарвер, прервав свое почтительное молчание.
— Это верно — превосходит. Именно поэтому мы заинтересованы сейчас не столько в барышах, — за ними, кстати, судя по последним сообщениям из Вашингтона, дело не станет, — сколько в людях, способных сражаться под командованием таких стратегов нашей школы, как Тито.
— Как стратег Тито, пожалуй, еще только в первом классе нашей школы.
— Наша обязанность — обеспечить ему успешное окончание этой школы.
— Но не подковываем ли мы мертвую лошадь? Выдержит ли Тито все то, что мы на него взваливаем? — тревожно спросил Маккарвер.
— Выдержит, потерпит немного…
Хантингтон оторвал от мокрой скалы большую раковину.
— Видите, Шерри, вот это? Сейчас отлив, и створки раковины плотно сомкнулись. Они предохраняют этого моллюска от высыхания и позволяют ему жить и во время отлива. Я думаю, что Тито потерпит немного в своей раковине, как терпит моллюск, не задохнется. В свое время мы раскроем эти створки, и они пропустят через себя воду, которая принесет моллюску пищу и кислород для дыхания, — нашу пищу, Шерри, наш кислород.
Маккарвер поудобнее разлегся на песке, раскинул руки и полной грудью вдохнул соленый воздух моря. Однако острая тревога не покидала его, и беспечная поза не соответствовала выражению лица, которое было как у человека, заглянувшего в пропасть.
17
«…Впереди нашего Шумадииского батальона, как отблеск зарева, туго колыхалось на ветру в руках Джуро старое боевое знамя. Мы шагали за ним упрямой ровной поступью. По пути к нам присоединялись отдельные партизанские отряды.
В районе города Крушевац примкнул еще и батальон итальянцев, отбившийся от партизанской бригады имени Гарибальди. Я услышал песню: