Айдар, услышав свое имя, игриво повернул голову.
– А как же родители, они и так не понимают, что я здесь делаю. Да я и сам не понимаю уже! Но если смотреть с другой стороны. Вот есть же Отец Сергий у Толстого, бросил службу, отрекся от славы, стал монахом. И тоже, как и я страдал от тайного тщеславия. Но остался в затворе, отрубил пальцы, дабы усмирить плоть. Но он сдался. Любовь людей победила, и принять ее он не мог. А ведь я куда слабее Отца Сергия. И он хотя бы знал для чего все лишения – для службы богу.
Но я мало того, что слабее духовно, так и не знаю уже точно, зачем я здесь. Ведь отдавать все силы, всю энергия, молодость нужно за дело верное, благое. А уверен ли я в благости затвора. Нет. Может, поэтому-то и стоит бросить все это, вернуться к людям. И жить! И так ведь много времени потерял. Два года пожил для себя. А теперь же нужно спешить и жить для людей!
Вдруг неожиданная нежность ко всему живому остановила болезненный поток сознания. Юхан перестал мерить избу и вдруг что-то понял, что-то неоформленное. Это нельзя было объяснить словами, изобразить на холсте или сыграть на флейте, это было чувство новое для него и еле уловимое.
Юхан сел, почти упал, на пол и подозвал Айдара.
– Прости меня, дурака. Все такая глупость! Вздор! Ведь не в книгах жизнь, а тут, – Юхан приложил руку к груди, – А я будто и забыл, все говорю о чем-то, а главное-то позабыл…
Юхан прижал счастливого Айдара к себе, зарыв лицо в мягкую шерсть.
–…прости…
По щеке потекла горячая слеза. Юхан плакал от радости. Впервые за два года…
О ниточках
Ниточки крепчали, крепкие волокна стягивались. Первая ниточка дернула Юхана – это письма от отца, простившего его. Вторая ниточка напомнила о себе – это проснулась любовь ко всему живому; любовь, которой тесно было в избушке, она просилась на волю, к людям. И наконец третья ниточка натянулась – это ранняя весна, которая шептала на незнакомом языке каждый вечер, терпкая влага манила к неизвестному и новому.
Было начало апреля. Солнце все сильнее грело якутскую землю. Морозов уже не было, редко столбик термометра опускался ниже -5°. Снег медленно стаивал с крыши избушки, а в лесу звенела капель. Ожили птицы, теперь они перелетают с ветки на ветку, сбивая липкий снег. По вечерам пахнет влагой, и первые проталины радуют глаз. Солнце не садится до семи вечера, и розовые закаты длятся все дольше. И первые нежные почки появились на редких березах.
Давно уже Юхан решил покинуть северный край. Эрсана он предупредил еще месяц назад. С тех пор, как он решился на это, время стало идти ужасно медленно, а так хотелось мчаться домой! Но Юхан терпеливо ждал, этому искусству научил его суровый север. Эрсан должен был приехать через 5 дней, а уехать уже с ним, с Юханом. Юхан уже давно сложил свои немногочисленные вещи. Книги он тоже сложил по пакетам. Айдара решил взять с собой до Якутска, а дальше он решит. Либо Эрсан возьмет его обратно, либо продадут его погонщику. Юхан привязался к Айдару и ему не хотелось думать о предстоящей разлуке.
Айдар был тревожен в последнее время и часто скулили по ночам, смотря на дверь.
«Ничего, дружище, скоро уедем. И никаких волков больше не будем бояться» – успокаивал Юхан взволнованного пса.
Прощание
Один день оставался до долгожданного приезда Эрсана. «Одну ночь осталось переждать, а завтра днем помчим с Айдаром отсюда далеко-далеко, поближе к дому» – весело крутилось в голове.
В этот день Юхан совершал обход до Лены. Реку было уже не узнать: появились проталины, каменные глыбы лишились снега, местами снег растаял и виден был зеленоватый лед, под утончившимся слоем которого чувствовался мощный поток воды, такой же неотвратимый и вечный, как жизнь,– и Юхан будто осознавал это, чувствовал эту силу в себе, смотря на величественный пейзаж. Смотрел он долго, и начало уже смеркаться. Первые робкие звезды проклюнулись на чистом небе.
«Эх, северный край, а я ведь полюбил тебя.» – со светлой тоской думал Юхан и улыбался,—«Хоть ты и колюч, и холоден, а все равно люблю тебя, назло люблю.».
Холодная избушка и смолистая тайга стали для него домом, и Юхан с грустью прощался с ним. Ведь два года жизни не могли пройти без осадка, не оставив засечки на сердце, поэтому Юхан заранее готовился к настольгии и тоске. Но это не умаляло его решительности по отношению к поездке.