Возможно, ссора сблизила их. Мать с искренним интересом расспрашивала Юхана о работе, о поездке, о планах. Юхан осознал, что мать понимает его гораздо лучше, чем он думал ранее, до ссоры. Мать даже поддерживала сына в его затее, вспоминая себя в молодости.
– Я была такой же, как ты. Также хотела повидать и понять мир. Если честно, мне кажется, что только благодаря моему энтузиазму мы оказались в России.
–Да ну!
–Да. Твой отец куда консервативнее меня. Его тяжело сдвинуть с места.
– Пожалуй, ты права.
Лицо матери переменилось, какая-то плаксивость появилась в ее чертах.
– Ты такой взрослый, мне так сложно думать о тебе не как о ребенке. Но ты сильный, сумеешь постоять за себя. Но…
– Мам…
– Сынок, я, конечно, переживаю за тебя, но не отговариваю, потому что знаю и помню, как важна свобода в твои годы. Только пообещай мне: пиши, как можно чаще.
– Обещаю.
Мать улыбнулась и прижала сына к себе.
С отцом все вышло куда сложнее. Было еще несколько неприятных стычек, и много выпущено обидных слов. И самое странное, что каждый страдал от этой ссоры, но самолюбие не позволяло примириться. Так и вышло, что Юхан покинул Мурманск, не примирившись с отцом. А все из-за какого-то принципа, терзавшего обоих. Ни отец, ни сын не желали и не умели обижаться, но заставляли себя это делать, расцарапывая душевный надрыв снова и снова. Вот и приходилось держать обиду через силу, руководствуясь принципом, называемым «глупостью».
Это и мучило Юхана в дороге.
За семь дней поезд «Мурманск-Якутский» проехал всю Россию. Выехавший из холодного и серого Мурманска поезд двигался на юг. Весна становилась все мягче и теплее, снег стаял, обнажив черные поля и посеревшие деревни. Европейская часть приветствовала путешественника сотнями станций, на которых клубился пар, маленькими городками и теплыми кафе, в которых давали восхитительный горячий шоколад. Но затем рельсы сворачивали на восток, и за Уральскими горами снова появился знакомый Юхану снежный пейзаж, разве что лесов было больше, чем в родном Мурманске. Транссибирская магистраль уносила Юхана все дальше и дальше вглубь огромной страны, ближе к затерянному во льдах и лесах Якутску, ближе к полюсу холода и ближе к странной, но такой манящей мечте. Казалось, что Якутск – это просто буквы на географической карте, и ни один человек, руководствующийся здравым смыслом, не смог бы жить в этом заповедном месте.
Но семь дней спустя поезд, гремя составом, остановился на конечной станции, и Юхан, путаясь во мраке и клубах плотного пара, вышел на платформу, где его встретил недружелюбный якутский холод.
Кыыл таба и Эрсан
Юхан приехал поздней ночью, так что выбора, где ночевать, у него не было. В холе вокзала, под огромным, красным табло, на кожаном диванчике он пытался уснуть, подложив под голову рюкзак.
«Так странно, – думал он, – я в тысячах километров от дома, в холодном городе, в котором ни разу не бывал, пытаюсь уснуть на незнакомом вокзале, будто бездомный». Гремели поезда, увозя людей в теплых и светлых вагонах. Юхану хотелось оказаться сейчас в одном из вагонов, пить чай, беседовать с соседом, который умеет играть на баяне, и мчаться куда-то далеко, туда, где его поймут. Но Юхан отгонял тоскливые мысли о доме и комфорте, да и денег на обратную дорогу не хватило бы.
В Якутске день длился все дольше, и назойливое солнце все реже заходило за горизонт. Уже в пять утра лучи косо глядели в окна, будто смазывая очертания вокзала сливочным маслом и пытаясь разбудить одинокого странника, уснувшего на потертом диванчике.
Проснулся же Юхан не от слепящего солнца, а от шума вовсю работающего вокзала. Вокруг носились люди, в лавках уже шла торговля, а металлический голос оглашал номера поездов и платформ. На часах было девять утра.