– Так ты летал на этот прототип? – уточнила совсем юная девушка-хиппи.
– Вообще-то я не только летал, я жил там пару недель. Интересный опыт. Хотя, слегка нервирует верчение Вселенной за иллюминатором. Такой модуль делает 8 оборотов в минуту для создания рекомендуемой квази-гравитации. По-настоящему страшно было только выходить в открытый космос.
– Блин! Ты что, правда, выходил в открытый космос?
– Да. Мне требовалось увидеть некоторые детали внешнего дизайна, чтобы составить программу эксперимента… Что-то типа мягкого краш-теста…
Ассенизатор помолчал немного, и снова сказал:
– По-настоящему страшно было. Не знаю, как объяснить. Ну, будто прыгнул с вышки в бассейн, и когда уже оторвался от мостика, видишь, что внизу вместо бассейна – фидер бетономешалки, и он крутится. Короче: меня зверски колбасило. Но, я посмотрел все необходимое, и устроил этот краш-тест. Экипажу пришлось прыгать в невесомости по объему осевой ступицы, и ловить говно сачком.
– Хм… – отозвалась другая девушка-хиппи, постарше, лет 30, наверное, – …Так это ты изобрел мем «ловить говно сачком».
– Выходит, что я, – подтвердил он, – хотя, более важным изобретением, по-моему, стал шаровый клапан, блокирующий эту проблему. Вообще-то я нарисовал его заранее, по аналогии с сердечным клапаном Хафнеджейла, придуманным в середине XX века. В те времена, понятно, человеческие органы не выращивали, а заменяли протезами.
– Хм… – повторила девушка, – …Но почему канализационный клапан назван не твоим именем? На схеме этот элемент был обозначен, как клапан Юдхиштхиры.
– Это как раз мое имя. Юдхиштхира МакОулу, если полностью. Юхх это аббревиатура. Понимаешь, моя мама в тот период увлекалась ведическим эпосом, и дала мне имя из Махабхараты. Встречный вопрос: ты что, тоже занималась проектом «Ноордунг»?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Я имела дело не с «Ноордунгом», а с КЭЦ. И я была не проектантом, а пользователем. Меня зовут Эдрин Лилиенталь, кстати.
– Вот как? – переспросил Юхх (это имя он помнил из-за частичного совпадения с именем воздухоплавателя XIX века) – Значит, ты была в экспедиции КЭЦ к Титану?
– Да. Это был, возможно, мой последний дальний полет. Пока непонятно, что делать с помятой психикой. Это я к тому, что Ошкер отчасти прав о звездоплавании. Проблема не только в том, чтобы долететь, но еще в том, что произойдет с психикой экипажа. Наш полет длился полгода туда, полгода обратно, плюс на Титане мы работали год. И двое из семи астронавтов вернулись домой с нарушенной профпригодностью.
Хиппи-философ Ошкер хлопнул себя ладонями по коленям.
– Так, выходит, что я прав!
– Я сказала: ты отчасти прав, – ответила Эдрин, – экспедиция КЭЦ была первой такой длительной, и многое делалось наугад. Вторая экспедиция к Титану будет уже более продуманной и, возможно, покажет метод психической адаптации к таким полетам.
– Однако, – возразил Ошкер, – до Проксимы Центавра лететь несравнимо дольше.
– Да, только ты зря говоришь, будто там нет ничего волшебного. Три планеты в зоне потенциальной обитаемости, это уже волшебно. «Фульминатум» не может поменять орбиту и исследовать их, но «Кларкшип» сможет. Уже достаточный мотив экспедиции. Дополнительный мотив – разработка двигателя Бассарда второго рода. Ты прав, что у обычного двигателя Бассарда на межзвездном водороде предел скорости равен примерно восьмушке скорости света. Такой двигатель Бассарда закачивает межзвездный газ магнитной воронкой, и направляет в термоядерный реактор. Это значит, что он должен разогнать всю захватываемую массу газа до своей скорости. Так расходуется энергия. Но двигатель Бассарда второго рода при помощи сильно-неоднородного магнитного поля в некотором смысле формирует термоядерный реактор-двигатель снаружи. Его предел скорости около трети скорости света, и полет «Кларшипа» займет примерно 12 лет.
– Но, Эдрин, даже 12 лет это очень много.
– Да, это очень много для экипажа из обычных людей. Поэтому, кроме нового двигателя требуется сильно модифицированный экипаж.
– Киборги, что ли? – предположил кто-то из хиппи.
В ответ Эдрин Лилиенталь улыбнулась и пожала плечами.
– Смотря что и как называть. Когда я говорю «обычные люди», то имею в виду людей современного типа. Мы уже продукты молекулярной биокибернетики. У нас комплект белков и кодирующих генов уже иной, чем у людей, живших до Неназванной войны. Генетическое различие сейчас около двух процентов. Это больше чем различие между человеком и шимпанзе. Еще полпроцента, и 12 лет полета перестанут быть проблемой.