– Рассказать, о чем я поспорила с бородатым Фредом? – предложила Эдрин.
– Давай, это интересно, откликнулся Юхх.
– О том, как сильно надо помнить хронику до Неназванной войны! – сказала она, – Это странно: Фред уверен, что молодые поколения рискуют, когда забывают о причинах. Видите ли: кто забывает прошлое, тот обречен на повторение.
– Ф-ф! – Юхх скептически фыркнул, – Слишком красивые слова, чтобы быть верными.
– Фред аргументировал это дюжиной исторических примеров, – возразила Эдрин.
– Ну, как говорит дедушка Ральф: исторические примеры значимы лишь для истории. История началась примерно 5000 лет назад и закончилась примерно 70 лет назад.
Эдрин удивленно тряхнула головой.
– Я утратила нить. Допустим, ранее 5000 лет назад было что-то доисторическое, и мы слишком мало знаем об этом.
– Не так мало, – возразил он, – известны артефакты первобытных людей, начиная с трех
миллионов лет назад. Сначала только примитивные орудия, но примерно 40 тысяч лет назад уже было первобытное искусство: миниатюрные скульптуры, пещерная роспись. Затем появились дощечки для счета, и диаграммы неба вроде календарей или звездно-лунных навигационных схем. Цивилизация без истории. Последние 70 лет аналогично.
– Подожди, Юхх! Разве сейчас у нас нет истории?
– А разве есть? – встречно спросил он.
– Конечно, есть! Хронику исследований и открытий можно прочесть в любом сетевом научно-популярном журнале.
Ассенизатор сделал перечеркивающий жест ладонью.
– Эта именно хроника. А история, это про геополитические силы, которые борются за региональное или мировое господство. Всего этого теперь нет. И историков тоже нет, поскольку некому читать то, что они напишут. Однажды дедушка Ральф прислал мне несколько неадаптированных исторических романов о разных эпохах. От египетских пирамид 5000 лет назад до цифровых пирамид всего 100 лет назад. Я прочел и не смог понять половину того, про что там. Слова знакомые, но смысл из них не складывается. Причем знаешь, что самое интересное?
– Что? – спросила Эдрин.
– То, что во всех этих книгах я не понял одного и того же. Я не понял схемы отношений между людьми. Я не понял целей, которые ставят перед собой люди, и тех аргументов, которые применяются одними людьми, чтобы убедить других. Не поняв это, я не понял экономического устройства ни в одном из этих обществ.
– Хм… А когда были написаны эти книги? Ты понимаешь, о чем я?
– Да, Эдрин, разумеется. Исторический роман отражает, прежде всего, не ту эпоху, про которую написан, а ту, в которой написан. Так вот: самый древний автор – Гомер, жил примерно 3000 лет назад, самые новые авторы примерно 100 лет назад. Дедушка Ральф позаботился, чтобы авторы были распределены достаточно широко по шкале времени внутри истории. Так вот, я сообразил, что внутри истории все это понятно, потому что одинаково, идет ли речь об Античности, о Средневековье, или об Индустриальной эре.
Астронавтка энергично потерла ладонями скулы (похоже, ей это помогало думать), и предположила:
– Ты хочешь сказать, что внутри этого огромного периода, называемого историческим, отношения и цели людей почти не менялись, но до и после все совершенно иначе?
– Вроде того, – подтвердил он, – хотя, я бы не назвал исторический период – огромным. Доисторический период был продолжительнее в 600 раз.
– А, по-твоему, нам было бы проще понять доисторических людей, чем исторических?
– Думаю, да. Мне довелось общаться с почти первобытным племенем в джунглях реки Парагвай. В их ареале прорвало сливную трубу давно брошенного комбината, который перерабатывал древесину в начале XXI века. Требовалось заглушить слив, но для этого сначала надо найти горловину. Люди из племени охотно помогли, в общем, мы хорошо поладили. А местная детвора играла с мамонтенком Димой. Они думали, это домашнее животное, вроде тапира-мутанта.
Эдрин перевела взгляд на робота, биоморфность которого особенно проявлялась сейчас в парковочном положении. Юхх обратился к нему:
– Дима, ты зафиксировал мои последние две фразы?
– Да, я зафиксировал.
– Отлично. Тогда уточни, если я что-то перепутал или не отметил.
– Я уточняю, – сказал робот, – местные жители на реке Парагвай думали, что я домашнее животное вроде оранжевого магического тапира. У них нет термина «мутант».
– Дима, почему ты применил эпитет «магический»? – спросила Эдрин.
– Потому, что я говорящий, и я знал их язык, скачав из сети алгоритм-переводчик.
– А что, они очень удивились такой магии?