– Может быть, – предположила Леле, – эти фото получились, когда крокодил нырнул.
– Слушай, а как вообще получились эти фото?
– Просто: романтичная парочка юниоров-катафилов гуляли по трубам…
Юхх хлопнул в ладоши, прервав ее рассказ.
– Извини, Леле, а катафилы, это частные исследователи подземного Парижа, верно?
– Отчасти верно. Вообще-то катафилы – одна из многих субкультур Парижа. Так вот, внезапно они увидели странную штуку, и решили подойти разглядеть. Поскольку на касках у юниоров, помимо лампочек, были видеорегистраторы, мы имеем что имеем.
– Так, Леле, эти юниоры подошли поближе, чтобы разглядеть, а дальше что?
– Дальше вот что: у этой твари проявился симметричный порыв разглядеть их поближе. Юниоры испугались, и побежали. Вроде, тварь гналась за ними, но они не оглядывались, поэтому тварь больше не попадала в кадр.
– Ясно, Леле. А какие-то еще наблюдения этого клоаказавра были?
– Клоаказавра? – переспросила француженка.
– Ну, надо ведь как-то называть, – пояснил Юхх свой лексический экспромт.
Леле сделала одобрительный жест ладонью, и сообщила:
– Отмечены еще два подозрительных инцидента. Покусанная собака рядом с горловиной ливневки, и выжранная кухня в катакомбном кафе «Белый спелеолог».
– Собаку могли покусать крысы, и кухню могли выжрать они же, – заметил Юхх.
– Непохоже в обоих случаях, – возразила она, – ту собаку явно укусила крупная тварь. А отверстие в пластиковой задней стене кухни такое, что в него легко пролез бы человек.
– Так, Леле, а что насчет генетики биоматериалов?
– Ничего интересного. И рана у собаки, и пролом в стене, были загрязнены грунтом, это такой коктейль из посторонних экземпляров ДНК, что нет резона анализировать.
– Ладно, и какие у нас варианты узнать об этом больше?
– Я думаю, – ответила она, – есть резон тебе пообщаться с той романтической парочкой катафилов. С тобой они будут более разговорчивы.
– Почему со мной более? – удивился Юхх.
– Потому, что ты, вроде как, ближе к ним по духу.
– Хм… Ладно, почему бы не проверить? А где я найду их?
– В катакомбном кафе «Королева Проклятых», – сказала Леле.
17. Парижский андеграунд – в прямом и переносном смысле.
«Выбирать дорогу становилось все труднее. Направление сточных труб как бы отражает направление улиц, над ними расположенных. Париж того времени насчитывал две тысячи двести улиц. Попробуйте представить себе под ними темную чащу переплетенных ветвей, называемую клоакой. Существовавшая в те годы сеть водостоков, если вытянуть ее в длину, достигла бы одиннадцати миль. Мы уже говорили, что благодаря подземным работам последнего тридцатилетия теперь эта сеть – не менее шестидесяти миль длиной.
Жан Вальжан ошибся в самом начале. Он думал, что находится под улицей Сен-Дени, но, к сожалению, это было не так. Под улицей Сен-Дени залегает древний каменный водосток времен Людовика XIII, который ведет прямо к каналу-коллектору, называемому Главной клоакой, с единственным поворотом направо, на уровне прежнего Двора чудес, и единственным разветвлением под улицей Сен-Мартен, где пересекаются крест-накрест четыре линии стоков. Что же касается трубы Малой Бродяжной, со входным отверстием возле кабачка Коринф, то она никогда не сообщалась с подземельем улицы Сен-Дени, а впадала в клоаку Монмартра; там-то и очутился Жан Вальжан. Здесь было очень легко заблудиться: клоака Монмартра – одно из самых сложных переплетений старой сети. По счастью, Жан Вальжан прошел стороной водостоки рынков, напоминавшие своими очертаниями на плане целый лес перепутанных корабельных снастей; однако ему предстояло еще немало опасностей, немало уличных перекрестков, – ведь под землей те же улицы, – выраставших перед ним во мгле вопросительным знаком. Во-первых, налево лежала обширная клоака Платриер, настоящая китайская головоломка, простирающая свою хаотическую путаницу стоков в виде букв Т и Z под Почтовым управлением и под ротондой Хлебного рынка до самой Сены, где она заканчивается в форме буквы Y. Во-вторых, направо – изогнутый туннель Часовой улицы с тремя тупиками, похожими на когти. В-третьих, опять-таки налево, – ответвление под улицей Майль, которое, почти сразу расходясь какой-то развилиной, спускаясь зигзагами, впадает в большое подземелье-отстойник под Лувром, изрезанное и разветвленное во всех направлениях. Наконец, за последним поворотом направо – глухой тупик улицы Постников, не считая мелких закоулков, то и дело попадающихся на пути к окружному каналу, который один только и мог привести его к выходу в какое-либо отдаленное и, стало быть, безопасное место»…