– Какая-то диссипативная структура? – предположила Диана.
После короткой паузы, Эдрин кивнула, хотя не очень уверенно.
– Скорее да, чем нет. В полете от Сатурна к Земле, мы разыгрывали спектакль… Я уже рассказывала: альтернативная Викторианская эпоха, с утренней «The Times»... Так вот, однажды мы устроили диспут про империю, жизнь в которой контролируется тайным клубом при помощи электромеханических вычислительных машин Бэббиджа, связанных телеграфной сетью. Надо рассказывать об этих машинах?
– Нам – нет, мы читали про Общество Бэббиджа, – сказал Гийо.
– И мне нет, – сказал Юхх, – я читал Майкла Флинна «В стране слепых». Тоже про это.
– Значит, вы в курсе. Это была модная тема во второй половине XIX века.
– Я начинаю вникать в тему… – сосредоточенно произнесла Диана, – …Мне это только кажется, Эдрин, или ты ведешь разговор к цифровой революции в начале XXI века?
– Тебе не кажется. Я веду примерно к этому. Цифровой революцией обычно называют компьютеризацию, сетевизацию и роботизацию между НТР и Неназванной войной, не замечая, что ЦР включала, как минимум, два противоположно направленных вектора. Меньший из них продолжал линию материального прогресса, заданную НТР, а второй создавался диссипативной структурой, возникшей под маской общего алармизма. Под предлогом нагнетаемой боязни глобальных угроз экологической, эпидемиологической, климатической, военно-террористической. Все эти фантомные угрозы стали поводом к торможению материального прогресса во всей развитой части мира.
Юхх озадаченно поднял брови, и поинтересовался:
– Что конкретно возникло? Какая диссипативная структура?
– В апокрифе, – сказала Эдрин, – эта штука названа: ВЭВ, виртуальный энергетический вампир. Лучше никак не называть, чем с таким мистическим пафосом. Если говорить о феноменах ВЭВ, то это: глобальная бюрократия и глобальные цифровые корпорации в симбиозе, построенном на установлении контроля над обществом. Поводом для такого контроля стал алармизм. Якобы, человечество нуждается в системе безопасности от его собственной материальной продуктивности, а иначе будет планетарная экологическая катастрофа. Под маской заботы о безопасности, ВЭВ громоздил пирамиду контроля с чудовищным количеством запретов, и тотальной компьютерно-сетевой слежкой. Такой контроль поглощал все больше ресурсов, а продуктивность общества – снижалась из-за искусственного дефицита ресурсов, и из-за избыточного контроля. Бюрократия привела общество к чудовищно глубокому системному кризису, единственным по-человечески приемлемым выходом из которого стала Неназванная война.
– Кажется, – заметила Диана, – ты пропустила важную веху: манифест ОФД.
Эдрин задумалась, затем кивнула:
– Конечно, Манифест Открытой Фрагментации и Дерегулирования был важной вехой. Просто: я думала: его можно в кратком изложении объединить с Неназванной войной.
– А я бы не стала объединять. Ведь война была действием, а манифест – осмыслением. Между прочим, я поняла это только после твоего рассказа об апокрифе. Раньше мне не приходило в голову: почему в манифесте не применяются такие, казалось бы, уместные слова, как «право» и «обязанность». Вместо этого: «будет» и «не будет». Ты заметила?
– Мм… – Эдрин снова задумалась, – …Я не обращала внимания, но это взаправду так.
– Это потому, – продолжила Диана, – что юридические термины утратили весь смысл в условиях сквозной бюрократизации. Исчезли права и обязанности. Вместо них жизнь общества оказалась подчинена циклической машинной процедуре, выполняющейся до момента исчерпания энергии, или до момента разрушения бюрократической машины.
– В апокрифе речь идет о самозародившейся машине, – уточнил Гийо.
Диана тихо похлопала в ладоши.
– Да, верно. И такую машину нельзя настроить ни на что полезное. Ее можно только уничтожить, пока она не сожрала всю доступную энергию. Весь доступный ресурс. А манифест ОФД осмыслил это, как директиву уничтожения любой подобной машины непосредственно в момент ее самозарождения. Вот почему манифест сформулирован простыми словами. Если какой-либо его пункт нарушен, то сразу же следует война. И никаких компромиссов, поскольку власть профессионально-бюрократической касты, точнее, бюрократической машины – избыточного регулятора, хуже любой войны. Нет никаких мер сдерживания подобной машины – есть лишь меры уничтожения. Вот так.