– Ты оставляешь свою дочь на растерзание этой дикой собаке… сама-то в царство забвения уплывёшь, а ей томиться на цепи…
Милена захмелела от настойки. Ее голос менялся: от тихого и кроткого до холодного и рассудительного.
Юля распеленалась и вытащила крохотные ручки.
– Чувствует, – бормотала рассудительная Милена. – Чувствует, что ты умираешь… прощается с ласковой, но безответственной матерью и плачет от горя утраты. Недолго она нежилась в твоей любви. Как прежде отныне не будет. Всего лишь месяц жизни, остальное – ад…
– Малышка моя, лучше бы тебе со мной, но я не настолько пала, – лепетала жертвенная Милена.
Юля плакала, а Милена лежала на спине и глядела в окно. Там голубое небо и облака. Интересно, каково это – лежать на них?
– Ишь, чего удумала, твое место не там, а внизу. Ты ещё в пузе дефектной была, дьявольским выродком! – материнские проклятия звучали в голове, не замолкая.
– Я только посплю немного и все! – кротко промолвила Милена.
Юля закричала громче и зашевелила ручками.
– Папа должен скоро прийти. Он меня разбудит…
Постепенно голос Милены стихал, тело становилось непривычно тяжёлым, неродным, словно пластилиновым.
– Ты сильная, моя девочка, – едва слышно прошептала кроткая Милена, гладя плачущую малышку по спинке. – Ей тебя не сломить. А я слабая, – голос ее содрогнулся от рыданий. Ей ещё хватало сил плакать: – Она изуродовала меня, а я не сумела защититься. И меня никто не защитил. Пусть найдется хотя бы один здравый человек в этом безумном мире, который скажет тебе, что она неправильно поступает с тобой. Что это не любовь, а издевательство.
– Это могла быть ты, дура! – злобным шепотом перебила рассудительная Милена.
– Я убита, сломана, растоптана. Ни на что не гожусь. Но ты не я, – внушала она дочери. – Ты другая. Я счастлива, что была твоей мамой, пусть и так недолго. Я люблю тебя…
Милена затихла.
Малышка на ее груди все плакала.
Отец опоздал на три часа.
1 глава
– Ее мамаша непутёвая таблеток наглоталась, а мне выродка своего оставила, – жаловалась Анастасия Николаевна.
– Насть, да тебе памятник при жизни ставить надо за такие заслуги! – тетя Лида сочувственно качала головой, размешивая сахар в чашке.
– Надо было в детдом сдать, ей богу! – причитала Анастасия Николаевна. – Я малявке об этом всегда напоминаю. И пусть ей шесть – все понимает. Припугнешь немного, она ныть перестаёт. Ненавижу нытье! Ей ещё повезло: мамку ее непутевую я жёстче держала, а сейчас сердце слабое. Старею, уже не могу в полную силу воспитывать.
– Учи сына, когда поперек лавки лежит, а когда вдоль вытянется – трудно будет, – мудро молвила тетя Лида, прихлебывая чай.
– Вот-вот, дочка-то вытянулась раньше времени. Надо было колотить больше, глядишь, не оставила бы мне чадушко свое ненаглядное. Так она дефектная родилась, леворукая! Представляешь?
– Вроде нормально это, или нет? – переспросила тетя Лида. – Да и не дефект это вовсе! Или на подготовке, чего скажут? Проблемы в школе начнутся?
– Да мне все равно, чего они там в школе говорят! – Анастасия Николаевна постепенно вскипала. – Буду я спрашивать ещё! Как по мне, ребенок правой рукой писать должен! Я этот дефект исправлю! Девка пластилиновая, послушная, я из нее вылеплю то, что мне надо!
– Как же ты ее исправлять-то будешь? – ахнула тетя Лида. – Авось, у нее в голове от этого что-нибудь случится?!
Анастасия Николаевна загоготала и заявила, давясь смехом:
– Хуже точно не станет! Ещё тупее, чем есть не будет!
Шестилетняя Юля сидела в зале и пыталась выводить палочки в тетрадке. Ручка то и дело выпадала из рук. Писать было неудобно до слёз. Рука, которой хотелось писать, была привязана полотенцем к туловищу, а та, которой нужно было писать, совсем не слушалась.
Из кухни доносился разговор бабушки и соседки – тети Лиды. Юля ненароком подслушивала.
– Так мало того, что леворукая, так ещё и до сих пор в кровати мочится!
– В шесть лет?! – ахнула тетя Лида и поперхнулась чаем.
– Представляешь! Позорище! Я ее ругаю, стыжу, а ей все равно! Даже из детсада, когда забирала, всем детям и воспитателям сказала, стыдила, мол, здоровая девка, а все в постели мочится, а ей хоть бы хны! Только ссыт больше! Ее уже и дети дразнили, а она ревёт только и мочится по-прежнему! Уже в школу первого сентября, вот я и подумала, пусть хоть правой рукой научится писать.
– Кошмар какой…
– И не говори! Но как ее детдом отдашь? Она же там вообще сгинет! А я присмотрю, исправлю, где надо. Пока силы есть.
Юля сжалась в комок, слушая бабушкину речь, и не шевелилась совсем. Бабуля разговаривала громко, иногда переходила на крик, пугая Юлю. Юля вспомнила, что бабушка вскоре проверит написанное, и страх перед наказанием придал ей сил. Кое-как она вычертила палочки…