Вслед за этим Цезарь должен был вынести свой законопроект на рассмотрение народного собрания, другого пути у него не оставалось. Там оно встретило отпор со стороны трибунов, трое из них наложили на него вето, однако вмешательство трибунов было проигнорировано в обход закона, а трое непокорных жестоко наказаны. Консул Бибул также попытался блокировать законопроект, но безуспешно. Внезапно мощь триумвирата стала для всех очевидной. К общему изумлению, не только Помпей, но и Красс выступил в защиту предложения. Кроме того, Цезарь позаимствовал у Помпея солдат, и те ворвались на собрание. Цезарь не желал сам применять силу и сделал это руками своего союзника. Кто-то из солдат опрокинул корзину экскрементов на голову консула Бибула, и символы его консульской власти были безнадёжно испорчены. Таким образом, часть оппозиции была выведена из строя, а другая просто парализована фактом существования нового, неожиданного союза, и в результате закон был принят. Но нарушение законов и традиций было слишком явным, и римляне не забыли об этом, ведь, как ни парадоксально, они по-прежнему оставались сторонниками закона, хотя им и приходилось нарушать его в отдельных случаях. Так что память об этом событии стала для Цезаря чем-то вроде камня на шее на все последующие годы.
Цезарь принял все возможные предосторожности, добавив к проекту новое положение, принуждающее сенаторов и кандидатов на официальные посты приносить клятву в том, что они будут соблюдать принятый закон. Сенат к тому времени был настолько запуган, что уступил принуждению: даже Катон, по просьбе Цицерона, пошёл на компромисс с собственной совестью, чтобы спасти свою жизнь. Итак, земельная комиссия приступила к работе. В неё вошли эксперты по сельскому хозяйству, такие, как энциклопедист Варрон, и даже один специалист по свиньям, а кроме того, сам Помпей и шурин Цезаря.
Бибул взял на вооружение тактику, не имеющую аналога в современной политике. Она была основана на вере в сверхъестественные силы и базировалась на исторических и даже доисторических римских конституционных и религиозных традициях. Существовало старинное священное право так называемого доброго предзнаменования, которое было основано на следующей теории. Согласно поверьям, боги располагали средствами, чтобы оповестить людей о том, соответствуют ли их действия божественной воле. Цезарь, разумеется, не верил ни в какие чудеса, так же как и большинство его образованных современников. Но такая практика опоры на небесное знамение считалась уважаемой и патриотичной, к тому же, как заметил Цицерон, иногда она оказывалась удобным средством для того, чтобы положить конец опасным предприятиям. На практике ни одно официальное мероприятие не начиналось до тех пор, пока председательствующий консул или претор не обращал взор на небо, чтобы посмотреть, не появилась ли там вспышка молнии или какой-то иной неблагоприятный знак. Если же какое-то знамение было замечено, все запланированные мероприятия отменялись. Более того, любые действия или собрания могли быть приостановлены после того, как одно из должностных лиц, или авгуров (жрецы, чьей обязанностью было наблюдать за этими явлениями природы), сообщал о том, что заметил неблагоприятное знамение.
Бибул открыто объявил, что он воспользуется этим. Он заявил, что в его намерения входит предотвратить саму возможность проведения законодательных собраний с тем, чтобы процесс принятия новых законов стал невозможным. Цезарь полностью игнорировал всё сказанное его коллегой, продолжая созывать законодательные собрания и собрания сената, поскольку это соответствовало его планам. Понятно, что у него были для этого чисто формальные, юридические основания: даже для самых опытных и высокопоставленных специалистов по религиозному юридическому праву того времени оценка правомочности действий Бибула представляла собой сложную головоломку. Тем не менее в разгар своей неконституционной деятельности по проведению в жизнь нового аграрного закона Цезарь потерял репутацию одного из наиболее стойких приверженцев традиционных римских религиозных обрядов. Бибул в ответ устроил Цезарю обструкцию, приложив все возможные усилия, чтобы помешать ему созывать сенат. Существовало правило, согласно которому консул не мог созвать сенат без согласия своего коллеги — второго консула.
И Бибул ни разу не дал своего согласия. В течение всех последующих восьми месяцев своего консульского правления Бибул не покидал стен своего собственного дома. Оттуда он распространял «эдикты», содержавшие грубые и ядовитые выпады против Цезаря, его политики и морального, а вернее, аморального облика. Эти листовки, отличавшиеся грубым остроумием, привлекали такое внимание, что на улицах, в тех местах, где их раздавали, возникали самые настоящие заторы. Критики триумвиров, поощряемые ростом их непопулярности, называли Помпея царём, а Цезаря — царицей. Бибул не преминул вернуться к стародавнему, но по-прежнему не забытому скандалу, написав в одной из брошюр, что царица Вифинии, которая раньше охотно ложилась под царя, теперь вознамерилась стать царём сама.
Тем временем Цезарь, игнорируя обвинения в незаконности своих действий, продолжал осуществлять мероприятия в интересах всех троих триумвиров. Финансисты Красса в Азии освобождались от части договорных обязательств и теперь должны были выплачивать не более 33 процентов, чего они и добивались. Эту уступку Цезарь сопроводил предупреждением о том, что впредь такое не должно повторяться. Сам он был непосредственно заинтересован в операциях откупщиков, нажив на этом деле большие суммы. Восточное поселение Помпея также было ратифицировано.
И вот теперь и Помпей, и Цезарь сочли, что пришла пора укрепить их союз более прочными узами, нежели случайное и временное совпадение интересов. Они решили зацементировать его родственными узами. Помпею нужно было жениться, поскольку с Муцией он развёлся, а племянницы Катона заполучить не смог. И если ранее Цезарь помог Помпею разрушить брак, то теперь был готов помочь ему заключить новый, предложив в качестве невесты свою собственную дочь Юлию. Правда, она уже была обещана родственнику любовницы Цезаря Сервилии. Цезарь нарушил своё обещание, чему Сервилия отнюдь не обрадовалась, поскольку Помпей убил её первого мужа.
Возможно чтобы смягчить удар, Цезарь подарил своей даме сердца потрясающие жемчуга, стоящие целого состояния. Так или иначе, в апреле 47-летний Помпей женился на 17-летней Юлии. Любопытно, что брак оказался весьма удачным. Помпей, который, по отзывам некоей гетеры Флоры, был совершенно неутомим в любви, не раз возил свою юную супругу на отдых к морю. Цицерон полагал, что предложение об этом брачном союзе исходило от Помпея, который нуждался в политическом таланте Цезаря. Цезаря, в свою очередь, этот брак также устраивал, поскольку те противозаконные или, по крайней мере, сомнительные операции, которые он осуществил как во имя собственных интересов, так и ради интересов двух других триумвиров, сделали его весьма уязвимым, и, страшась будущего возмездия, он искал поддержки Помпея.
Новая ситуация отразилась в изменении протокола. Согласно традиции на заседании сената консул предоставлял слово должностным лицам в одном и том же порядке в течение всего года, и до настоящего времени Цезарь начинал с Красса. Но теперь, независимо от того, как отнёсся к этому Красс, он начинал с Помпея.
В то же самое время и Цезарь, не состоящий в браке после небезызвестного скандала с Доброй богиней, вновь женился. Его выбор пал на Кальпурнию. Её отец, литератор Луций Пизон, был необходим Цезарю как послушный кандидат на должность консула на следующий год, чтобы сбалансировать ставленника Помпея, Габиния. Тесть Цезаря был смугл, бородат, сутул, а также имел гнилые зубы — вот и всё, что о нём известно. Катон с возмущением писал о том, что для народа Рима невыносимо находиться под управлением «брачной конторы»[8]. Ещё больший гнев Катона вызвало вторжение Цезаря в его собственную семью. Болтливый тесть Катона Луций Марций Филипп взял в жены племянницу Цезаря и занял благодаря этому нейтральную позицию, а следовательно, стал для Катона совершенно бесполезен.
8
Согласно Плутарху, Катон заявил, что «...нет сил терпеть этих людей, которые брачными союзами добывают себе высшую власть в государстве и с помощью женщин передают друг другу войска, провинции и должности».