Данная электронная книга свободна для некоммерческого использования и распространения при условии, что Вы не будете изменять текст книги.
Оригинал книги (актуальная версия перевода) всегда доступен на сайте электронного издательства Ex Nord Lux DIGITAL (http://nordlux-digi.org)
Перевод с испанского, примечания, иллюстрации Натэллы Сперанской, исследовательская группа «Catena Aurea».
В центре «интегрального традиционализма» находится концепция Изначальной Традиции, предшествующей и превосходящей все отдельные традиции, являясь общим метафизическим корнем различных религий, которые возникали на поверхности Земли.
По словам Жана Робена, автора главной книги о Рене Геноне[1], на которую теперь нередко ссылаются, Генон был основным «свидетелем Традиции». Некоторые критики (например, Мишель Вальсан[2]) заходят так далеко, что даже присуждают ему род папской непогрешимости в этом вопросе.
Юлиус Эвола, во многих отношениях наследник Рене Генона, отделился от него в тот период, когда дело дошло до оценки роли христианства в Изначальной Традиции. В названии нашей работы упомянуты оба автора в обратном хронологическом порядке, но, не смотря на то, что предшествующим исследованием стало исследование Юлиуса Эволы, анализ Рене Генона гораздо глубже и представляет собой завершающий этап в поисках этого «supra — христианства»[3], как говорит Мирча Элиаде. В сущности, Юлиус Эвола отрицает любое инициатическое значение происхождения христианства. Хотя время от времени он подчёркивает с достойной одобрения чертой интеллектуальной честности, эзотерический смысл некоторых фрагментов Евангелий или Посланий Апостола Павла, всё же он считает их не более чем случайным традиционализмом, абсолютно неотъемлемым от самой сущности евангельских доктрин и паулизма[4]. Если Католическая Церковь и Средневековый Христианский мир приобрели традиционалистские черты, — хотя не совершенные, если говорить о первой, — они должны были распространять не то, что было внутренне присуще христианским истокам, а соответствующую римскому духу классику и северно — германские преобладавшие черты. Рене Генону, напротив, была известна эзотерическая сущность «изначального христианства», выраженный в форме таинств общий инициатический путь всех великих традиционных религий. Своей кульминации это традиционное христианство достигает в Средние века, без всякого превосходящего признака в своём духовном проявлении, этнического «варварского» субстрата и следов римского менталитета. На грани внутреннего разложения из — за спада его эзотерического сознания и сакрализации обрядов, католицизм в глазах Рене Генона превращается в единственную силу, способную возродить Запад в традиционном смысле.
Кроме Эволы и Генона, другие мыслители размышляли над идеей «универсальной религии», от которой произошли все прочие. Жозеф де Местр[5] писал: «Истинной религии более восемнадцати веков: день её рождения — день рождения мира». В своём религиозном письме к Симоне Вейль он приводит высказывание из «Ночей в Санкт — Петербурге»[6]: «Разные религиозные традиции — это разные проявления одной истины». Истинная религия, которую воскрешает де Местр, — Philosophia perennis, религиозная Вера, именем которой Блаженный Августин назвал одну из своих книг. Он утверждает: "То, что сегодня называется христианской религией, возникло уже у древних, не отсутствовало оно и у зачинателей человеческого, рода. И когда Христос явился во плоти, истинная религия, которая была уже до этого, получает имя христианства." В подобном же стиле пишет и Доносо Кортес[7]: «Главная истина христианства была открыта человеку, слилась с его духом и осталась в истории как первое божественное слово, обращённое к миру».
Эти авторы являются не только свидетелями Традиции, но также служат доказательством существования вечного христианства, за пределами его случайных проявлений во времени и пространстве, со стойла Вифлеема до базилики Святого Петра в Риме, эпохи Августа во времена соборов и рыцарей.
Традиционная мысль опирается, главным образом, на различие между проявленным миром, вытекающим из постоянной дисперсии и «внеземным», задуманном как изначальное состояние трансцендентного единства. Это различие между видимым и невидимым мирами довольно точно соответствует доктрине двух природ, которую Эвола изложил в начале своей книги «Восстание против современного мира»: физическая природа, сфера множественности и количества, и метафизическая природа, охарактеризованная единством и качеством. С одной стороны духовный мир, место преодоления различий и антагонизмов, театр coincidentia oppositorum[8], с другой — материальный мир, несовершенная и преходящая эманация первого, вспышка, несущая множественность конфликтов, бесформенное царство количества, materia signata quantitate[9].