Эта общая концепция Изначального Единства, из которой вытекает многообразие, неотъемлемое от проявленного мира, — находит свое отражение в ряде конкретных аспектов традиционного представления о человеке и мире. В связи с человеческим представлением о божественном («идея Бога», которой падре В.Шмидт[10] посвятил объёмную работу), мы упомянем тезис «изначального монотеизма» этого католического антрополога, которому Эвола возносит хвалу в книге «Маски и лики современного спиритуализма». В действительности возможно, что параллельно с созерцанием сверхмира как области Первоначального Единства, духовный характер истоков замыслил Бога как единое Существо, заключившее в себе все противоположности. Подобным же образом Мирча Элиаде объясняет три монотеистические религии — иудаизм, христианство и ислам — определением «монотеистическая революция», что очень мудро, если понимать под «революцией», согласно латинской этимологии этого термина — движение, побуждаемое желанием вернуться к изначальному состоянию. Генон утверждает, что каждая великая традиция обязательно монотеистическая в той мере, в какой она пытается обрести связь с высшим Единством, присущим духовному характеру истоков.
Сама идея Изначальной Традиции находится за пределами отдельных структур, и продолжается в чётко детерминированной части истории религий, в концепции, которая отличает за рамками случайных феноменов, обусловленных течением времени и пространства, единство, что одновременно их объединяет и преодолевает. Так Фритьоф Шуон смог воскресить «трансцендентное единство религий». Метаполитика и метафизика пола предполагают иные проявления Изначального Единства, предшествующего и превосходящего множественность физического мира: это, соответственно, синтез духовной и светской власти, и миф об Андрогине, на который христианская традиция намекает через Слово Святого Луки, Святого Матфея и Скота Эриугены.
В традиционном мировоззрении, идея Изначального Единства, возникла в пору ностальгии по первоначальной эпохе, где различия и конфликты разрешались через общее метафизическое напряжение в интегральном и трансцендентном синтезе.
Эту счастливую эпоху мира, порядка, равновесия и гармонии мы обычно называем Золотым веком, согласно терминологии Гесиода. И это не что иное, как Рай христианской традиции, изначальное состояние высокой духовности, о котором все традиции сохранили светлое воспоминание.
С того момента, как метафизическое напряжение начинает отражаться в мире истоков, происходит головокружительное падение в хаос, неотъемлемый от материи. «Первородный грех» христианской традиции не что иное, как причина этого упадка. Он включает в себя четыре этапа: это традиционная доктрина четырёх эпох, которые продолжаются в течение Манвантары (в индуистской традиции, так называется цикл, соответствующий истории человечества). Мы не будем подробно описывать здесь особенности золотого, серебряного, бронзового и железного веков. Мы ограничимся напоминанием о том, что их последовательное появление в истории нынешней Манвантары параллельно возрастающему удалению современного человечества от изначальной духовности. Здесь говорится об управлении, которое не исключает попытки успешного восстановления. Согласно Генону, в самом сердце железного века, происхождение которого восходит к «историческим» временам, должна произойти светлая революция — в этимологическом смысле этого термина — западного христианского Средневековья. Но, учитывая состояние упадка современного человечества, такие попытки всегда были обречены на скорую абсорбцию во всё более порывистом течении духовности, соответствующей условиям своей эпохи. Случается и так, что иные традиции, даже сохраняя первичную духовность, вынуждены адаптироваться к условиям своего времени. Это ситуация христианства, двусмысленность которой происходит из двух различных направлений, сосуществующих в лоне его доктрины: с одной стороны — бесспорное следование Традиции, с другой — попытка приспособиться к условиям Кали — юги.