— И всё же, Квинт, — заговорил он, стараясь держаться самого сурового тона, — не лучше ли будет для твоего будущего, если ты, отбросив обиду, отнесёшься к предложению Помпея благосклонно?
— Если тебя беспокоит моя служебная карьера, будь уверен: я всего добьюсь своими собственными силами, — ответил Квинт, в упор глядя на отца. И взглядом, и тоном он давал тому понять, что разговор окончен.
И Цепион-старший, истощив своё терпение, отступился.
Выйдя из дома, Квинт на мгновение замер: блеск и сияние солнца кололо глаза. В преддверии свадебного торжества, казалось, весь Рим высыпал на улицы. Люди толпились под базиликами, на форумах, в лавках и даже в узких переулках, оживлённо обсуждая сложившийся на днях союз Красса, Помпея и Цезаря — триумвират. И если в местах собраний знати это событие открыто осуждалось и вызывало возмущение, то в среде городского плебса, задобренного щедростью Цезаря, о нём говорили с удовольствием.
Не сознавая отчётливо, куда он идёт, Цепион с каким-то яростным упорством проталкивался сквозь толпу. Оглушительно вопили лоточники, предлагая прохожим жареные каштаны, сосиски с пряностями, медовое печенье и прочие излюбленные лакомства; другие наливали из глиняных бутылей дешёвое вино, пахнущее забродившей кислятиной. Всюду слышались громкие возгласы, брань, перемежаемые грубыми шутками споры.
Цепион кутался в пенулу и, хмурясь, снова повторял про себя слова отца: «Будь мужественным: забудь о Юлии — она нашла свой очаг» — и боль в сердце становилась всё ощутимей, всё назойливей.
Ведь ты клялась быть моей, — беззвучно, в мыслях своих обратился Квинт к созданному его ощущениями видению любимой девушки. — А теперь ты — невеста другого…
Цепион резко остановился, точно споткнулся о камень мостовой, и со стоном прикрыл ладонью глаза — как слепец, которому, когда он неожиданно стал зрячим, открылась неприглядная, пугающая своей безысходностью истина. Ревность мучительно рванула сердце. Он вдруг отчётливо вспомнил, как на его вопрос, насильно ли её выдают за Помпея, Юлия красноречиво промолчала. Ему хотелось понять — защищала ли она своего отца от его нападок, или её нежелание отвечать следовало бы расценивать как доказательство измены.
Погружённый в свои переживания, Цепион не замечал людей, которые шли — одни навстречу ему, другие обгоняя — по одной с ним стороне улицы. И очень удивился, когда услышал раздавшийся рядом знакомый голос, окликнувший его:
— Сервилий Цепион! Вот так встреча!
Тит Клавдий Криспин был его товарищем по военной школе и самым серьёзным его соперником в палестре[45]. Получив тяжёлое ранение в одной из битв, Криспин возвратился в Рим и принялся проматывать отцовское наследство с такой расточительностью, словно каждый спущенный им на ветер сестерций мог вернуть ему уважение окружающих. Уважение, которое, как ему казалось, он потерял с крахом своей военной карьеры.
— Я слышал, ты собирался жениться. И не на ком-нибудь, а на дочери своего полководца, — сказал Криспин с ухмылкой, придававшей его обезображенному шрамом лицу зловещее выражение.
Он стоял перед Цепионом в окружении молодых людей — раскинутые, как плети, руки (обе увечные) лежали на их плечах; все были пьяны и веселы. Их громкий идиотски-весёлый хохот и странно размытые лица вызвали у Квинта приступ брезгливости, а потом… Потом он внезапно почувствовал, как боль стиснула ему горло.
Неужели это от страха? — промелькнуло у него в голове. — От страха, что и я когда-нибудь стану таким же, как он… Когда-нибудь, когда осознаю, что потерял смысл жизни…
— Так отчего же Цезарь расторг вашу помолвку? — продолжал между тем Криспин насмешливым тоном. — Что ты думаешь об этом, Цепион?
— Что бы я об этом ни думал, тебя не касается, — угрюмо ответил Квинт, глядя ему в глаза.
— Я всё же не могу взять в толк, как Цезарь смог так подло поступить с тобой? — не унимался Криспин. — Называл тебя зятем — и вдруг… Откуда только взялся этот Помпей? Не успел развестись с прежней женой, а уже к другой, молоденькой, сватов заслал. И то правда: седина в бороду — бес в ребро…
Имя соперника было названо — и на мгновение в воздухе повисла вязкая гнетущая тишина.
Квинт должен был приложить все усилия, чтобы сладить с собой, чтобы его лицо, его взгляд, даже его дыхание не выдали глазевшим на него в предвкушении скандала Криспину и его приятелям истинных чувств, которые он питал к Помпею.
— Ты испытываешь к Помпею личную вражду? — неожиданно спросил Цепион, и в его словах прозвучал вызов.