— Отец! — Нелу вышел из-за стола.
— Сидеть! — крикнул на него отец.
Нелу послушно сел.
— Ты не знаешь, — негодовал старик, наливая гостям вино. — Мы с соседом перенесли на войне все, что может перенести человек. А человек, сын мой, многое может перенести. Мы жизни своей не жалели, чтоб был мир! С этим человеком… с которым я сейчас не могу даже словом перемолвиться из-за этого щенка!
— Отец, только без оскорблений! Я уже взрослый… В армии отслужил.
— Сынок, оставь его, пусть болтает, — заступилась мать за своего долгожданного сына. — Ты же знаешь, что его нельзя остановить, пока он не выскажет все, что хочет сказать.
— Этого щенка тогда еще на свете не было! — не унимался мош Тудосе.
— Отец, в доме все же гости, — уже вежливо напомнил Нелу.
— Если ты про нее, — вспылил еще больше старик, показывая пальцем в сторону комнаты, где отдыхала после дороги невеста. — Я ничего не имею против этой красавицы! Я просто хочу рассказать тебе, всем, как было… Мы с матерью потеряли покой с тех пор, как ты перестал писать Севастице. Все думали, что ты еще выкинешь, как опозоришь нас на старости лет.
В это время в комнату вошли Юлия, Вера, а за ними и Раду.
— Ты прости, племянник, — вышел им навстречу хозяин дома. — Вчера ночью некого было послать за вами.
Нелу искал фуражку, но так и не увидев ее, выглянул в открытое окно, где шумела детвора, снял фуражку с головы Миту, надел ее и отрапортовал Раду:
— Ефрейтор Ион Царэлунгэ.
— Отставить! — широко улыбнулся Раду. — Вольно. Здравствуй, брат.
Они обнялись. За столом оживленно зашумели. Юлия хотела посадить Веру рядом с собой, но тут же со своего места вскочила Тасия. Она схватила Веру за руку и потянула ее за собой:
— А ты, милая, не сюда! Не сюда… Ты иди вон туда, к молодежи!
Юлия пыталась было протестовать, но видя, что на них обращено внимание всего стола, уступила Тасии. Вера пошла за ней.
— Знаешь, что выкинул мой сынок?.. — пожаловался мош Тудосе Раду. — А ведь не писал, потому что меня боялся.
— Люди говорят, ты приехал не один, — обратился Раду к двоюродному брату.
— С невестой! — гордо сказал Нелу. — Женюсь!
— Это хорошо, — растерялся Раду.
— Зря я тебе не писал, знал ведь, что ты меня поймешь! — с радостью продолжал Нелу.
— Жениться-то жениться, да на ком?! — опять вскочил мош Тудосе.
— Я же тебе говорил, отец, — на Светлане!
Вдруг мош Тудосе поднял с пола пустой казан, надел его на голову и, постукивая о пего ложкой, пошел кругами, пританцовывая.
— А не на Севастице. Не на Севастице, — повторял он.
— Дядя, давай лучше Нелу послушаем, — спокойно сказал Раду, видимо, давно привыкший к дядиным выходкам, и обратился к Нелу: — Останешься в селе?
— Я в армии специальность получил: мастер по радио и телеаппаратуре.
— А почему же ты, мой мальчик, ничего не писал об этом? — воскликнул радостно мош Тудосе и снял казан с головы. — Килина!
— Тут я, не кричи.
— Вы слышите, мой мальчик специалист! — обратился старик ко всем.
— А моя невеста — почтовый работник, — сказал Нелу.
— Хоть бы рассказал нам, откуда она, — доброжелательно попросил мош Тудосе сына.
— Вот с этого и начал бы, отец. С Волги, — ответил Нелу.
— Значит, она не из тех мест, где ты служил?! — опять воскликнул мош Тудосе.
— Нет, конечно, — сказал Нелу.
— А родители ее знают, что вы женитесь?! — опять горячился мош Тудосе.
— Нет, — ответил Нелу.
— Как же ты посмел без родительского благословения?! — завопил старик. — Килина!
— Неужели она такая же взбалмошная, как и ты? — на этот раз не пощадила и мать своего сына.
— Она хороший человек, мать, — успокоил ее Нелу.
— Килина! Килина! Где ты? — забегал по комнате, как ошпаренный, мош Тудосе.
— Я тут. Не кричи! — тряхнула его жена.
— Вот что натворил наш сын!
— Мы даже не знаем, с кем породнились… — всхлипнула Килина.
— Не расписались же они еще, — успокаивала супругов Тасия.
— Ничего еще не случилось, — обрадованно подтвердила старуха, дальняя родственница, подтолкнув в бок своего старика.
— Ничего не случилось? — крикнул на свою жену старик. — Не ты ли им стелила вчера постель?
— Полно тебе, старый… — сказала вконец расстроенная Килина, уходя на кухню.
— Сегодня же езжай в военкомат, — торжественно произнес мош Тудосе, приняв окончательное решение. — Становитесь на учет. И — прямо в Кишинев. Первым же самолетом полетите за родительским благословением. — И тем же торжественным голосом обратился к Раду: — К вам с Юлией у меня просьба — быть посажёными родителями.