Вера, под впечатлением только что увиденного, вся дрожа, подошла к Юлии:
— Какая вы… совсем другая.
— Я понимаю, он первый. Такого… такого уже не будет…
Юлия подняла с пола чемодан и понесла его в комнату Веры.
Из башни Раду видел молодого парня с сумкой через плечо, спешащего к станции.
Он только мельком взглянул на него и опять принялся за работу.
Юлия сидит на пороге нового дома с вязанием в руках. Во двор быстро входит мош Тудосе. Старик настолько взволнован, что даже забыл поздороваться.
— Вернулся Нелу со своей невестой! — кричит он издали. — А тесть так и не приехал.
— Это почему? — спросил Раду, спускаясь с башни.
— Ты же знаешь моего шалопая. Не разобрался он ни в чем. Говорит, тесть на пенсии. Всю жизнь работал лесорубом.
— Тогда тем более мог бы приехать!
— Не мог. Нелу говорит, что у него тоже большой дом. Детей у них было много, а теперь они остались одни. И целый день он ходит по дому и кричит: «Неправильно!».
— Ничего не пойму, — отставил инструмент Раду.
— В первый же день, как только Нелу рассказал ему, зачем приехал, тесть вывел его во двор и повел к какой-то стене. Каменная, тоже выше человеческого роста и длинная, во весь двор. И все кричал ему: «Вот! Вот до чего вы меня довели!». И опять начал ходить по дому и снова кричать: «Неправильно!».
Мош Тудосе хитро посмотрел на Раду.
— Так это ж у него такой забор, как и у вас! — ахнул Раду.
— Такой же, как у меня. Только каменный!
— Я считаю, что вам надо ехать, — сказала Юлия.
— Значит, ты тоже считаешь, что надо ехать, — подошел Тудосе поближе к Юлии. — Все же как-то нехорошо! Свекор, а не тесть. У меня сын, а не дочь. По нашим обычаям, он должен первым переступить порог моего дома.
— Вы же знаете, мош Тудосе, сколько домов, столько и обычаев.
— В самом деле, — поддержал Раду жену.
— Раз и вы советуете, иду собираться. О, бедные мои ноги! — приговаривал старик, неохотно идя к воротам. — «Неправильно!» Да-a… Долго живешь — много слышишь. Далеко ходишь — больше видишь. Часто ошибаешься — только учишься.
На часах уже было далеко за полночь. В тишине веранды, за накрытым столом, Раду напряженно ждал. Юлия с вязанием в руках молча наблюдала за мужем.
— Она не могла уехать! Я чувствую… сердцем…
Юлия перестала вязать. Некоторое время оба молчали. Юлия медленно встала. Ее глаза были широко раскрыты, словно у человека в состоянии начинающегося прозрения.
— Что сердцем чувствуешь, Раду?
Раду подошел к ней:
— Ты можешь меня ненавидеть, говорить все, что хочешь, но уже ничего не вернешь!
— Это я, Раду, сама…
— Что — сама?
— Это я виновата.
— Ты винишь себя? Юлия! Сама себя?
— Да, Раду, сама себя.
В дверях появилась Вера. Юлия вышла ей навстречу. Изо всех сил она старалась скрыть свое волнение.
— Вера, где ты была? — голос Юлии был спокоен.
— Такая красота везде… — ответила Вера с отсутствующим видом.
— Все хорошо… Правда, Юлия? — Раду не находил себе места.
— Вокруг так красиво… и так ужасно! — вздохнула Вера.
Раду схватил со стола тарелки.
— А сейчас пора и поужинать.
Взял кастрюлю. Выронил тарелки. Начал поднимать осколки.
— Только минуточку. Я сейчас подогрею.
— Веруна, — тихо позвала Юлия.
— Что? Что, Юлия? — встрепенулась Вера.
— Человек должен быть сильным… Вернулась, значит, сильная.
— Устала я. Устала, Юлия!
Мош Тудосе, с саквояжем в руках, уже стоял у калитки, сопровождаемый родней, вдруг обернулся и с досадой и злостью посмотрел на забор, воздвигнутый его соседом. Потом подошел к забору и попытался через щель заглянуть в соседний двор. Но ничего не увидел. Тогда он принес из сарая автоматическую пилу и большой топор и начал усердно пилить доски, а топором сваливать остатки забора. Закончив работу, он удовлетворенно хмыкнул и унес в сарай инструменты. Вернулся оттуда с киркой, говоря сам себе:
— Вот поеду к тестю, помогу тоже снести забор…
Он взял сумку и уверенно шагнул за ворота.
Вера сидела в кресле на веранде и отсутствующим взглядом смотрела во двор. Вошел Раду. Вера выбежала ему навстречу и обняла его.
— Я больше не могу, — заговорила она взволнованно. — Не могу смотреть в глаза Юлии… Не могу жить в вашем доме… По ночам не сплю… Уедем отсюда!