Я не боюсь, баб Лиз… ‒ Юлька осторожно взяла пиалу и сделала несколько маленьких глотков. ‒ Спасибо, вкусно… Это я тогда, в сторожке у Юры боялась, трясясь от холода. Здесь другое. Тамара позавчера хорошо сказала. С этими уродами хорошо бы сыграть вдолгую. Лет через пять придти и предъявить. А в отношении семьи, то что я могу сказать. Спасибо большое, конечно, но нет. Уж очень прекрасно всё складывается. Новогодняя сказка. Счастье привалило. Не было его никогда этого счастья, а тут раз ‒ и есть. Так не бывает. Мне хоть всего пятнадцать, но я понимаю, что всё, что легко приходит, как же легко и уйдёт.
‒ Как раз здесь ты и не права. Юрка к тебе душой прикипел. У него у самого детство мимо матери прошло. Шурка, моя дочь, беспутной девкой выросла, как я ни старалась. Мужа моего подрезали ещё молодым. Со смены шёл. Как говорится, не в то время и не в том месте оказался. Пришлось тянуть дочь одной. Я так замуж больше и не вышла. В каждом мужике убийцу своего мужа видела. Зря, наверное, но так уж получилось. Жизнь прошла. Жалеть нечего. Так вот о Шурке. Родила она Юру неизвестно от кого, посидела два года дома и умотала. В Туапсе. К морю девке захотелось. Повертелась там немного среди матросни да и выскочила замуж за первого подвернувшегося боцмана. Двух девок ему родила, закончила курсы швей-мотористок и всё. Сдулась. А Юрка при мне остался. Правда, когда школу закончил, звала Шурка его к себе, но пацан просто послал её куда подальше. Мне, конечно, несколько дней страшных пришлось пережить, пока он тучей по дому ходил после письма матери. Но, как видишь, всё миновало. За что я ему безмерно благодарна. Подарил он мне ещё кучу лет жизни. Я бы точно не пережила ещё и его предательства. Хотя, если разобраться, какое тут предательство. Родная мать позвала. Как ни как, ‒ Елизавета Григорьевна на несколько секунд смолкла, видимо погрузившись в какие-то свои воспоминания, ‒ Так я о Юрке, ‒ продолжила она, ‒ Ты его не обижай. Он ведь всей душой своей доброй к тебе прилип. Будет тебе брат другим на зависть, а мне на радость. Подрастёшь, а там сама разберёшься, что тебе со всем этим делать. А так, в школу нормальную тебя переведём. Юрка работу поменяет. Всё же не криворукий. На завод давно зовут. Он ведь институт заканчивал с красным дипломом. Инженер от Бога. С голоду не умрёте точно. А там, я же говорю, подрастёшь ‒ всё в душе по местам расставишь. Пей. Тебе выкарабкиваться нужно. Обещаешь подумать?
‒ Обещаю, баб Лиз, ‒ Юлька заморгала ресницами и отвернулась к окну. Я не знала, что у Юры вот такое по жизни. Прости меня, баб Лиз.
‒ Это ты меня прости, девочка, что гружу тут тебя своими проблемами. Но ребята ведь дело говорят. Куда тебе сейчас на улицу? Словно котёнка какого. Грех большой. Не ждут тебя в интернате. Точно не ждут. Да и не спокойно там сейчас будет. Мне Толя на ухо шепнул, что директорша ваша, возможно, замешана в продаже детей. Так что не до тебя там будет. Летом ко мне приедешь, если захочешь. У меня возле дома малины тьма растёт. Куры. Хоть отъешься. Худая вон, как щепочка. Ни попы ни сисек. А ты же местного разлива. У нас всё на своих местах должно быть. Согласна?
‒ Согласна, баб Лиз, ‒ Юлька, улыбаясь, вытерла кулачком слёзы и с видимым удовольствием допила бульон. Про сиськи и про попу это ты правильно сказала. Нужно кормить. Стопудово.
7.
‒ Шамиль Маркович, это ещё что за дела? ‒ директор интерната буквально ворвалась в кабинет начальника областного Департамента образования и науки и, стряхнув снег с песцовой шапки прямо на богатый ковёр, для чего-то посмотрела в окно, отодвинув двумя пальцами тяжёлую штору. ‒ Мы так не договаривались.
‒ Ты о чём, Александра Павловна? Мы разве о чём-то договаривались? Освежи…
‒ У меня ЧП позавчера случилось. Не слышал? Нина Фёдоровна умерла на рабочем, так сказать, месте. А ещё воспитанница пропала.
‒ В курсе. Но я тут каким боком? В столицу доложил, милиция работает. А то, что Нинка опрокинулась, так меньше пить нужно. Развели там у себя, понимаешь, шалман. С детьми работаете, как никак.
‒ Нет никакого шалмана. Хреновые у тебя информаторы, товарищ Суруглаев. Или ты уже господин?
‒ Не хами, Саша! Это ты меня в своей постели можешь за член подёргать, а тут изволь соблюдать субординацию. Я могу узнать, в конце концов, что случилось, кроме тех двух случаев? О чём мы договаривались?