7. Юлька. Встречные люди
Ария будильника прорезала тягучую тишину. Юлька с ее не в меру живым воображением уже не раз представляла, как этот побитый жизнью злой гений, готовясь согнать ее с кровати, неторопливо разминает шестеренки, хихикает всеми потайными механизмами...
И звонит без предупреждения. Всегда неожиданно. Вот опять...
– Поднимите мне веки, – жалобно попросила Юлька, когда окончательно определилась, на каком свете пребывает и какой сейчас год.
Ее просьбе никто не внял. Даже плюшевая Машенька, которая любила оказаться где-нибудь под хозяйкиной головой и сунуть ей в рот или в глаз косичку из рыжих ниток, ухитрилась свалиться с кровати. Пришлось разлеплять веки самостоятельно.
– Завтра лягу в одиннадцать, – привычно и бесполезно пообещала себе Юлька и отправилась умываться, лишь на середине пути вспомнив, зачем, собственно, продирала глаза.
В субботу. В свой, между прочим, официальный и честно заработанный выходной.
Ровно через два часа, четырнадцать минут и сколько-то еще секунд ей предстоит оказаться во власти Алексея Михневича, полной и безраздельной... Потому что, пригласив ее вчера на романтическое свидание, этот затейник наотрез отказался сообщать, куда они пойдут.
А Юлька возьми и согласись. Видимо, от пережитого шока. Или под впечатлением от бархатных умоляющих очей дона Лёха, чтоб ему икалось, беспокойному. Не вынесла душа маркизы такой отчаянной мольбы. Маркиза вообще добрая, вся в свою создательницу.
– Я сошла с ума, – доверительно сказала Юлька отражению в заляпанном зеркале ванной. – Какая досада, печаль и ого...рче-э-эние. – Остаток слова потонул в зевке.
Пока Юлька, горестно вздыхая и охая, вычесывала буйную светлую гриву и пыталась поудачнее замаскировать прыщик на подбородке, четырнадцать минут незаметно куда-то подевались. А вслед за ними испарились еще сорок, когда Юлька зашла проверить свою авторскую страницу и зависла на чтении комментариев.
«Нет у тебя никакой организованности», – сетовала Лапушка, которая при имидже легкой на каблучок леди-праздник дисциплину соблюдала почти армейскую и, наверное, была в состоянии одеться, пока горит спичка. И восемнадцать лет пыталась приучить к этому Юльку. Юлька слушала маму и честно старалась приучаться, ложилась спать по расписанию, однако стоило ей зажить отдельно, как минуты начали утекать, а грязные чашки и конфетные фантики беспрепятственно основывали на столах свои колонии.
И чем она только смогла привлечь Алексея? Непонятно. Юлька придирчиво оглядела себя в потухшем экране монитора. Ни кожи ведь, ни рожи, и нос картошкой. Зато глаза, кажется, умные. Особенно левый. А вот по бровям давно плачет мамин салон...
Юлька дикой кошкой бросилась к стеллажу за пинцетом и зеркальцем. Оттянула кожу, ухватила особенно наглый волосок, зажмурилась и... Что ж так больно-то, люди добрые?!
Юлька сморгнула крупную слезу и отложила пинцет до лучших времен. Брови как брови. Нормальные у нее брови. Предупреждать надо девушку заблаговременно, а не накануне, вот!
«А еще у тебя ноги небритые», – добил внутренний голос.
Самая обаятельная и привлекательная вернулась в кровать, накрылась с головой одеялом, окончательно решив, что никуда не пойдет. Плевать, что ног под колготками не видно, а снимать колготки она точно не собирается, – настроение уже было испорчено. Надо позвонить Алексею и сказать, что все отменяется.