«Немного западнее» примостился Роман. Скрываясь от именинницы за раскидистой пальмой в стильной кадке, братец водил нервными пальцами по экрану планшета, аки искушенный массажист по загорелой спине особо привередливой клиентки. Его буйная русая шевелюра выглядела так, будто в комнате Романа «шалила» любимая и единственная розетка, которую некому починить. Галстук был небрежно переброшен через плечо, левая нога в кислотного цвета кроссовке увлеченно постукивала по полу, а по лицу, где-то под фамильным картофельным носом, бродила чудаковато-психопатичная улыбка. Типичный компьютерный гений Роман Тараканов на заслуженном отдыхе, пока мама не видит.
Чуть севернее покачивались в медленном танце папуля и виновница торжества. Лапушка успела избавиться от каблуков, но она все равно выше папули на целую голову. Впрочем, вида это никак не портит, и они по-прежнему самая красивая пара современности в Юлькином скромном топе-3, где на втором месте романтично тонут Джек и Роза, а за третье место до сих пор идет борьба, в зависимости от Юлькиного переменчивого настроения. И чего, спрашивается, было разводиться? Мамин Степка на фоне папули просто никакущий, хоть он и Стефан. Так, герой массовки, человек-функция, вроде тех, кто случайно делает удачный (читай: судьбоносный) выстрел с крепостной стены или вовремя приносит маркизе послание, но о них потом все равно никто не помнит. Папуля с годами становился только лучше и заметнее. Лапушке же в ее «солидные» сорок три едва ли дашь тридцать. При чем здесь, спрашивается, Стефан?
Конечно, не Юльке судить. Совсем не Юльке. Да и пять лет назад, когда мама все-таки вернула девичью фамилию, чтобы почти сразу же взять Степкину, в их общесемейной копилке жизни мало что изменилось. Но на таких вот праздниках, глядя, как струятся по открытой ровной спине матери платиновые волосы, а большая отцовская рука сразу под ними кажется удивительно уместной, Юлька оставляет надежду когда-нибудь разобраться в людях и наливает себе шампанского. Маркиза де Круассан в ее мыслях тяжко вздыхает и чистит рапирой идеальные ногти, становясь еще больше похожей на Юлькину маму.
Рядом плюхнулся Роман, одной рукой нежно обнимая планшет, а другой – требовательно протягивая сестре бокал. Слова Роман в очевидных ситуациях экономил: слова разряжали и без того не бесконечную батарейку. Юлька так же молча плеснула старшему брату шампанского. Попутно он по старой памяти ухитрился стащить с ее тарелки вареную куриную ножку. Чокнулись, выпили. Не так уж часто они теперь виделись, чтобы препираться по пустякам вроде ножки. Раньше было иначе – раньше она не засыпала в шесть, а вареная курица на столе была одна на всех.
– Вы когда уезжаете? – спросила Юлька.
– В понедельник, – лаконично ответил Роман и, спрятавшись за сестрой, снова потянулся к черному экрану. Разница всего в пятнадцать минут не мешала ей его прикрывать.
– Антивирус мне хапнешь? Лицензия кончается.
– Да не вопрос. – И Роман вновь исчез в виртуальности.
Возвращая бокал на место, Юлька случайно задела уже бесполезный листок с речью, свернутый в трубочку, и тот шлепнулся на пол. «Прекрасный тост». Импровизировать на ходу, как тот же папуля, Юлька не умела, вот и подготовила однажды, еще когда в школе училась, свою проникновенную речь заранее. Гостям понравилось – так родилась традиция: Юлька выходит на импровизированную сцену, берет вспотевшими руками микрофон, краснеет, откашливается и говорит маме речь.
Лапушка ждет этих поздравлений даже больше, чем подарков. Подарки при желании она купит себе сама, а вот речь никогда не напишет. И глаза у нее становятся такими доверчивыми, смущенными. И хлопает она искренне, и бежит обнимать, крепко стискивая дочь, не боясь при этом помять дизайнерское платье или испортить прическу. Учитывая, сколько хвалебных речей успела выслушать за свою жизнь Виктория Матвеевна Сковронская, еще будучи Викторией Таракановой и даже просто «Викулей с третьего подъезда», Юлька не халтурит. И к помощи всезнающего интернета не прибегает. Ей всегда есть, что хорошего сказать своей вечно молодой и неизменно прекрасной маме.
– Что, дочь, грустишь?
У папы и Романа даже манера садиться одинаковая. Впрочем, как и у Юльки. Природа не пожелала подарить им с братом ни грамма Лапушкиной естественной грации.
– Спать хочу, – честно призналась Юлька и для пущей убедительности зевнула.
Папуля явно хотел сказать ей что-то ободряющее, но у него зазвонил телефон, и папуля ушел разговаривать туда, где потише. Позже он вернется и обязательно спросит, есть ли у нее на счету деньги или уже надо перевести. Неважно, что вопрос этот необязателен, и деньги Юльке все равно переведут. Главное – внимание.