Выбрать главу

Без пьянства

Анна Иоанновна любила держать при себе «дураков» и «карликов», а также диковинных зверей и птиц — павлинов, обезьян, певчих канареек. Ей нравился грубый юмор немецких фарсовых представлений — и она требовала, чтобы шуты повторяли перед ней самые затейливые эпизоды этих спектаклей. Нравилось ей и слушать русских сказительниц — которые рассказывали, в том числе, непристойные историйки.

В то же время, императрица не злоупотребляла «хмельницким» и прекратила при дворе неуёмное пьянство. Однако один исторический анекдот об Анне Иоанновне начинается так: «Однажды, отхлебнув из бокала иностранного вина, она протянула бокал послу князю Александру Куракину со словами: «Вам все европейские вина известны, каково это?». Князь, забывшись, взял салфетку и обтер протянутый ему бокал…

От жестокой расправы его спасло только заступничество Бирона, который сказал императрице, что Куракин давно не был в Петербурге при дворе и привык следовать иностранному этикету…».

Она — задолго до Михаила Горбачева и Егора Лигачева — начала борьбу с пьянством. Только всё тому же обер-шталмейстеру двора князю Александру Борисовичу Куракину, беспредельно преданному императрице и потому высоко ценимому, дозволено было пить вволю. Но фаворит, видя неподдельное горе придворных, уговорил самодержицу слегка смягчить суровые ограничения. С тех пор ежегодно в день ее восшествия на престол каждый приглашенный на празднование гость был обязан встать перед государыней на одно колено и выпить большой кубок венгерского вина.

Императрица не была сильна в науках, самых элементарных. Об этом ходило немало слухов. Так, однажды она повелела для управления церковными делами «составить Священный синод в числе 11 человек из двух равных половин, великороссийской и малороссийской». Указать императрице на арифметическую ошибку не решился никто.

Но главным фронтом смеховой культуры при дворе Анне Иоанновне были шуты. Литература от века благосклонна к ним. Чего стоят образы Шекспира, Вальтера Скотта и Дюма — мудрые шуты, к которым монархи относились как к лучшим друзьям. В жизни всё было жёстче. По крайней мере, у нас, в Российской империи. А расцветом придворного шутовства по праву считаются годы правления императрицы Анны Иоанновны, ценившей вульгарный юмор. Она находила в нем отдохновение, окружая себя карликами, горбунами и шутами. Это льстило ее самодержавному самолюбию. Известно, что её забавляли диковатые шутки с унижением человеческого достоинства «дураков», среди которых попадались и представители родовитой знати.

Сонм «дураков»

Среди них было два князя — Михаил Голицын и Никита Волконский. Один сиятельный граф — Алексей Апраксин. По — прежнему в строю оставался старый Ян д’Акоста, которому ещё Пётр Великий пожаловал титул «самоедского короля». Показывал свое шутовское искусство и Иван Балакирев, бывший слуга императора Петра, напяливший «дурацкий колпак» уже не в молодом возрасте. Был среди них и бывший боевой прапорщик Тимофей Кульковский. И неаполитанец Пьетро-Мира Педрилло, который приехал в Россию, чтобы выступать в опере, а оказался шутом Петрушкой. Словом, почти все — люди опытные.

Неаполитанец Педрилло оказался расторопным искателем удачи. Он стал любимым шутом императрицы. Умел подольститься к ней. Проявил себя как истинный царедворец, участвуя в придворных интригах. Вовремя умел изобразить круглого дурака, но оставался «себе на уме». Скопил немалое состояние и вернулся в Италию богатым сеньором, забыв Россию как страшный сон.

Среди шутов имелась и шутиха — Авдотья Ивановна Буженинова, калмычка, вдова поручика артиллерии. Анна Иоанновна вроде бы любила ее. Но странною любовью. Часто хохотала над ее «уродством»: непривычная азиатская внешность вызывала гогот царицы. Фамилию она получила за гастрономическое пристрастие: любила буженину. Императрицу забавляла эта её страсть, она бросала на пол огромные куски этого лакомства и заставляла Авдотью Ивановну алчно всё это поедать.

Здравствуйте, женившись, дурак и дурка!

А однажды решила поженить ее на Голицыне — шуте, которого все называли Квасником, потому что он чуть ли не каждый вечер обносил вельмож квасом. Весельчаки любили плеснуть ему квасом в лицо. Что может быть комичнее для хозяев жизни, чем оплёванный князь? А ведь его дед — князь Василий Васильевич Голицын, был всесильным царедворцем, полководцем, фаворитом царевна Софьи. Всё перечеркнула одна романтическая история. Он путешествовал по Италии и там полюбил прекрасную Лючию, ревностную католичку. А князь хотел не просто позабавиться с нею. Он собирался разделить с ней жизнь до последних дней. И позвал ее под венец. Ради нее принял католичество и венчался по римскому обряду. Вместе они приехали в Москву, тихо жили в княжеских хоромах. Князь понимал, что за шашни с католиками его ожидает жестокая кара — и скрывал нюансы их свадьбы. Но нашелся доносчик — дошел до самой императрицы. Анна Иоанновна пришла в ярость. Голицына лишили титула, дворянского достоинства, состояния… Императрица вспомнила, что князь отличался остроумием — и силой надела на него шутовской колпак. Он чуть не лишился рассудка. Князю в то время уже исполнилось 45 лет. По тем временам — весьма солидный возраст. Полноватый, с подагрой — какие уж тут шутки?