Однажды во время антракта он разговорился с актёрами на сцене Александринского театра. В шутку государь обратился к знаменитому комику и драматургу Петру Каратыгину.
— Вот ты, Каратыгин, очень ловко можешь превращаться в кого угодно. Это мне нравится.
Каратыгин, поблагодарив государя за комплимент, согласился с ним и сказал:
— Да, Ваше Величество, я действительно могу играть и нищих, и царей.
— А вот меня ты, пожалуй, и не сыграл бы, — шутливо заметил Николай Павлович.
— А позвольте, Ваше Величество, даже сию минуту перед вами я изображу вас.
Добродушно настроенный царь заинтересовался: как это так? Пристально посмотрел на Каратыгина и сказал уже более серьёзно:
— Ну, попробуй.
Каратыгин немедленно встал в позу, наиболее характерную для Николая I, глаза его приобрели оловянный блеск, и, обратившись к тут же находившемуся директору императорских театров, он императорским голосом произнёс:
— Послушай, Гедеонов, распорядись завтра в двенадцать часов выдать актёришке Каратыгину двойное жалованье за этот месяц. И ящик французского шампанского прикажи доставить ему на квартиру!
Государь рассмеялся:
— Недурно играешь.
Распрощался и ушёл. На другой день в двенадцать часов Каратыгин получил, конечно, двойной оклад. И шампанское Каратыгину доставили без проволочек.
Но главная театральная легенда николаевского времени — это, конечно, «Ревизор». «Публика хохотала до упаду и осталась очень довольна исполнителями. Государь, уезжая, сказал: «Тут всем досталось, а более всего мне». Несмотря на то, запрещения комедии не последовало, и она игралась беспрестанно», — говорилось в одном из свидетельств о премьере. Этот царский афоризм забыть трудненько.
Более подробный отчёт оставил известный цензор и цепкий мемуарист Александр Васильевич Никитенко: «Комедия Гоголя «Ревизор» наделала много шуму. Ее беспрестанно дают почти через день. Государь был на первом представлении, хлопал и смеялся. Я попал на третье представление. Была государыня с наследником и великими княжнами. Их эта комедия тоже много тешила. Государь даже велел министрам ехать смотреть «Ревизора». Впереди меня в креслах сидели князь А. И. Чернышев и граф Е. Ф. Канкрин. Первый выражал свое полное удовольствие, второй только сказал: «Стоило ли ехать смотреть эту глупую фарсу». Многие полагают, что правительство напрасно одобряет эту пьесу, в которой оно так жестоко порицается».
То есть, деловитый Канкрин — министр финансов — пьесу непременно запретил бы, а император дал ей ход. Гоголь и сам считал, что, «если бы не высокое заступничество государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении ее».
Образ Ревизора долго преследовал императора. Он снова и снова к нему возвращался. Ведь Николай I и сам любил неожиданно наведываться с проверками и в армейские подразделения, и в чиновничьи ульи. И подчас чувствовал себя подобием если не Хлестакова, то так и не появившегося на сцене истинного ревизора. «Не одного, а многих увидишь подобных лицам «Ревизора», но остерегись и не показывай при людях, что смешными тебе кажутся, иной смешон по наружности, но зато хорош по другим важнейшим достоинствам, в этом надо быть крайне осторожным», — наставлял император сына, когда тот собирался в длительное путешествие по России.
Однажды, как водится, в дороге, из-за каких-то неприятностей императору довелось на несколько дней задержаться в Пензенской губернии, в уездном Чембаре.
На утро он заметил, что в передней толпятся «лучшие люди городка» — посмотреть на императора. Лица их были приторны до невозможности. Император шепнул по-французски губернатору с усмешкой:
— Послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю!
— Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество?
— Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием «Ревизор».
Неудивительно, что и Гоголь так и остался одним из самых верных сторонников императора.
Монарх забавляется
Иногда император просто развлекался. Это было остроумие трудоголика, которому требуется кратковременная разрядка в череде хлопот — ведь он, по собственному признанию, был «каторжником Зимнего дворца». Столь своеобразное остроумие проявилось уже в первые месяцы правления Николая I.
Репризы рождались ежедневно. Вот один благонамеренный дворянин решил подать Николаю I прошение о приёме своего сына в кадетский корпус. Опыта в подобных делах он не имел и долго ломал голову над тем, как следует обращаться к царю в таких случаях. Подумав немного, помещик вспомнил, что царя именуют «Августейшим», но так как дело происходило в сентябре, то он написал «Сентябрейший государь». Получив бумагу, Николай, недолго думая, начертал такую резолюцию: «Непременно принять сына, чтобы, выучившись, не был таким дураком, как отец его!».