Жертвой его розыгрышей нередко становился прямодушный Михаил Петрович Бутурлин — герой войны 1812 года, за несколько десятилетий так и не вникнувший в хитросплетения статской службы. Он точь-в-точь напоминал карикатурных гоголевских героев.
Когда Бутурлин губернаторствовал в Нижнем — Николай I наведался туда. Он по секрету рассказал губернатору, что собирается осмотреть местный Кремль, но строго наказал держать этот план в секрете. Бутурлин тут же созвал всех полицейских чиновников и под величайшим секретом объявил им о намерении императора. В результате в урочный день в Кремле яблоку было негде упасть. Тысячи людей хотели поглазеть на императора.
Тем не менее, Бутурлин стал столичный полицмейстером.
Однажды весной, с утра пораньше, царь подмигнул ему: «Слыхал ли ты, что Медного всадника с постамента украли? Приказываю до вечера найти вора, а статую водрузить на прежнее место». Бутурлин срочно побежал на Сенатскую площадь — и убедился, что величественный медный император на вздыбленном коне по-прежнему скачет над Петербургом. О чём и доложил императору с подобающей торжественностью. Но Николай Павлович только улыбнулся:
«Да сегодня же 1 апреля, и как ты поверил подобной чепухе? Разве можно украсть такую тяжёлую и громадную вещь?».
На следующий год 1 апреля Бутурлин задумал угодить императору. Когда его величество находился в театра, он доложил ему: «Зимний дворец горит!».
Император срочно поспешил во дворец. Разумеется, никакого пожара не обнаружил. «Сегодня 1 апреля!», — улыбнулся Бутурлин.
Но в ответ услышал: «Ты, Бутурлин, дурак. Только не подумай, что я говорю неправду ради 1 апреля. Приди ко мне завтра — и я повторю тебе то же самое».
Любил он этот весёлый первоапрельский обычай — врать и разыгрывать товарищей.
В кабаках царских портретов не вешать!
Придворным мемуаристам царь запомнился отчаянным русификатором. При дворе стали всё чаще говорить по-русски. «Даже с женщинами!», — добавляла графиня Антонина Блудова не без удивления. Николай Лесков в «Левше» заметил: «Государь Николай Павлович в своих русских людях был очень уверенный и никакому иностранцу уступать не любил». Сказано точно.
«Он был красив, но красота его обдавала холодом; нет лица, которое так беспощадно обличало характер человека, как его лицо. Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая за счет черепа, выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, нежели чувственности. Но главное — глаза, без всякой теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза», — формулировал Александр Герцен.
Он нагнал страху на мемуаристов, и они, как водится, многое упустили. Народные анекдотчики во многом оказались прозорливее. Про этого основательного монарха и анекдоты рассказывали основательные. Как правило, комплиментарные. В них он представал богатырём, который одним движением руки улаживает все неурядицы.
До Петра самодержцев чаще представляли небожителями, которым не подобает действовать активно. Их почитали как фреску — за ореол, за Божье благословение. Какие уж тут походы, путешествия и неожиданные встречи с подданными… И — тем более — какие анекдоты… Всё это проявилось при Петре — деятельном, дерзновенном, сломавшем все представления о приличиях. Вот уж кто вовсю показал силушку молодецкую. Николай I (и не он один, конечно) считал Петра образцом. Он тоже знал службу. Тоже возвышался в любом строю. И о нём тоже рассказывали почтительные анекдоты. Любимый сюжет историй о Николае I, которые с восторгом и улыбкой пересказывали современники — это неожиданные встречи царя (он же — воинский начальник) с солдатом или офицером пребывающим в ненадлежащем виде. Так, однажды, встретив в стельку пьяного офицера, Николай прилюдно отчитал, а выволочку свою закончил вопросом:
— Ну, а как бы ты поступил, встретив подчиненного в таком состоянии?
Офицер гаркнул:
— Я бы с этой свиньей и разговаривать не стал!
Николай расхохотался и завершил дело примирением: «Бери извозчика, отправляйся домой и проспись!»