Разрешите привести пример.
Его светлость четвертый герцог Марлборо славился щедрым гостеприимством, и при жизни радушного хозяина двери Бленхейма, его родового поместья, всегда были широко открыты для всех друзей и знакомых. Однажды, явившись к завтраку, герцог обнаружил в столовой тридцать гостей, тогда как на столе умещалось лишь двадцать приборов.
– Пустяки, – произнес герцог, нимало не смутившись случившимся. – Одни будут есть сидя, другие – стоя.
Раздался оглушительный взрыв смеха.
Удивительно, как это от грохота не рухнули стены. Просто взрыва смеха, по-моему, явно недостаточно, чтобы воздать должное столь замечательной шутке.
На протяжении трех поколений неизменным героем подобного рода остроумия был герцог Веллингтон.
Рассказ о герцоге Веллингтоне, со временем доведенный до голой схемы, как правило, звучит примерно так.
Однажды молодой субалтерн-офицер встретил герцога Веллингтона, когда тот выходил из Уэстминстерского аббатства.
– Какое дождливое утро, – развязно сказал молодой офицер, поздоровавшись с его светлостью.
– Дождливое, – сухо ответил герцог. – Но в то утро, под Ватерлоо, дождь лил еще сильнее, черт возьми.
Поняв, что получил по заслугам, молодой офицер смутился и потупил глаза.
Невольно сам собой напрашивается вывод – если вы хотите позабавить слушателей смешной историей, нужно уметь ее рассказывать. Между тем только очень немногие отдают себе отчет, как невообразимо трудно рассказать забавную историю так, чтобы она прозвучала действительно смешно: «подать» ее, как говорят актеры. Ведь то, что говорится в такой истории, очень редко делает ее смешной. Тут нужно найти подходящие слова и каждому слову – свое место. Правда, иногда – может быть, один раз на сто – попадется история, которая не требует от исполнителя специального умения рассказывать. Внезапный поворот фабулы или неожиданная, и притом нелепая, развязка делают ее настолько смешной, что даже самый неумелый любитель не способен ее скомкать и испортить.
Возьмите, например, такой известный случай, рассказ о котором в том или ином виде довелось слышать каждому.
Однажды знаменитый комик Джордж Гроссмит почувствовал сильное переутомление и отправился к врачу. Врач, который, как и все, неоднократно видел Гроссмита на сцене, ни разу не встречал его без грима, а потому, конечно, не узнал его. Внимательно осмотрев больного, взглянув на его язык, пощупав пульс и выслушав его, врач покачал головой и сказал:
– Ничего страшного, сэр. Вы просто переутомились от чрезмерной работы и нервного напряжения. Освободите-ка себе вечерок и сходите в «Савой» посмотреть на Джорджа Гроссмита.
– Благодарю вас, – сказал больной, – Джордж Гроссмит – это я.
Прошу читателя заметить, что я намеренно рассказал этот случай очень плохо, безобразно плохо, и все же от него еще что-то осталось. Не согласится ли любезный читатель вернуться к началу этой истории и немного подумать, как следовало бы ее «подать» и какая явная ошибка была допущена мною в самом начале. Если у вас есть хоть капля таланта рассказчика, вы тотчас поймете, в чем дело, и начнете эту историю так.
Однажды утром в приемную модного врача вошел какой-то изможденный человек; глаза его блуждали, руки тряслись и т. д.
Иными словами, весь смысл шутки в том и состоит, чтобы скрыть имя больного, пока тот не скажет: «Благодарю вас, Джордж Гроссмит – это я». Но история эта сама по себе настолько хороша, что ее невозможно испортить даже плохим рассказом, и в различных вариантах этот анекдот рассказывают и перерассказывают о Джордже Гроссмите, Коклене, Джо Джефферсоне, Джоне Хэре, Сирил Мод и еще о шестидесяти других знаменитостях. Я даже заметил, что есть определенный тип людей, которые, выслушав эту историю о Гроссмите и нахохотавшись вволю, тут же начинают рассказывать ее вновь, но только с другим героем, и при этом так надрываются от смеха, будто рассказывают нечто совершенно оригинальное.
Однако, повторяю, лишь немногие понимают, как трудно добиться в рассказе истинно комического эффекта.
– Вчера я смотрел Гарри Лодера, – сообщил мне на днях Григс, мой знакомый по бирже, когда мы возвращались домой. – Выходит он на сцену в шотландской юбочке (Григс хихикнул), с грифельной доской под мышкой (Григс весело рассмеялся) и говорит: «Хорошо носить с собой грифельную доску», – все это, конечно, по-шотландски, но у меня не получится так здорово, как у него. «Хорошо, значит, носить с собой грифельную доску – а вдруг понадобится записать какие-нибудь цифры». (При этих словах Григс уже захлебывался от смеха.) Потом вынимает из кармана кусочек мела и говорит (у Григса началась истерика): «Хорошо носить с собой и малюсенький кусочек мела: без мела, знаете (от смеха Григс едва держался на ногах), и доска вроде ни к чему».
Григс схватился рукой за бок и остановился. Ему пришлось прислониться к фонарному столбу.