Чтобы успокоить маму, ей налили еще одну рюмочку. Мама выпила рюмочку. Папа тоже налил себе и выпил.
Наташи и горничная, как цветок, сидели, потупив глаза от конфуза.
— Не могу быть в хорошем настроении, когда на нас смотрят с улици через окно, — кричала мама.
Папа был в отчаянии, не зная, как успокоить маму. Он сбегал даже на двор, пытаясь заглянуть от туда хотя бы в окно второго этажа. Конечно, он не смог дотянуться. Но маму это ни сколько не убедило. Мама даже не видила, как папа не мог дотянутся до окна всего лишь второго этажа.
Окончательно расстроенный всем этим, папа вихрем влетел в столовую и залпом выпил две рюмочки, налив рюмочку и маме. Мама выпила рюмочку, но сказала, что пьёт только в знак того, что убеждена, что в окно кто‑то посмотрел.
Папа даже руками развел.
— Вот, — сказал он маме и, подойдя к окну, растворил настежь обе рамы.
В окно попытался влезть какой‑то человек в грязном воротничке и с ножом в руках. Увидя его, папа захлопнул рамы и сказал:
— Никого нет там.
Однако человек в грязном воротничке стоял за окном и смотрел в комнату, и даже открыл окно и вошел.
Мама была страшно взволнована. Она грохнулась в истерику, но, выпив немного предложенного ей папой и закусив грибком, успокоилась.
Вскоре и папа пришел в себя. Все опять сели к столу и продолжали пить.
Папа достал газету и долго вертел ее в руках, ища, где верх и где низ. Но сколько он ни искал, так и не нашел, а потому отложил газету в сторону и выпил рюмочку.
— Хорошо, — сказал папа, — но не хватает огурцов.
Мама неприлично заржала, от чего горничные сильно сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти.
Папа выпил еще и вдруг, схватив маму, посадил ее на буфет.
У мамы взбилась седая пышная прическа, на лице проступили красные пятна, и, в общем, рожа была возбужденная.
Папа подтянул свои штаны и начал тост.
Но тут открылся в полу люк, и от туда вылез монах.
Горничные так переконфузились, что одну начало рвать. Наташа держала свою подругу за лоб, стараясь скрыть безобразие.
Монах, который вылез из под пола, прицелился кулаком в папино ухо, да как треснет!
Папа так и шлепнулся на стул, не окончив тоста.
Тогда монах подошёл к маме и ударил ее как‑то с низу, не то рукой, не то ногой.
Мама принялась кричать и звать на помощь.
А монах схватил за шиворот обеих горничных и, помотав ими по воздуху, отпустил.
Потом, никем не замеченный, монах скрылся опять под пол, закрыв за собою люк.
Очень долго ни мама, ни папа, ни горничная Наташа не могли притти в себя. Но потом, отдышавшись и приведя себя в порядок, они все выпили по рюмочке и сели за стол закусить шинкованной капусткой.
Выпив еще по рюмочке, все посидели, мирно беседуя.
Вдруг папа побагровел и принялся кричать:
— Что! Что! — кричал папа. — Вы считаете меня за мелочного человека! Вы смотрите на меня как на неудачника! Я вам не преживальщик! Сами вы негодяи!
Мама и горничная Наташа выбежали из столовой и заперлись на кухне.
— Пошел, забулдыга! Пошел, чертово копыто! — шептала мама в ужасе окончательно сконфуженной Наташе.
А папа сидел в столовой до утра и орал, пока не взял папку с делами, одел белую фуражку и скромно пошел на службу.
Объяснение в любви
Он: Тут никого нет. Посижу ка я тут.
Она: А, кажется, я одна. Никто меня не видит и не слышет.
О Каблуков: н: Вот хорошо, что я один. Я влюблён и хочу об этом подумать.
Она: Любит ли он меня? Мне так хочется, чтобы он сказал мне это. А он молчит, всё молчит.
Он: Как бы мне объясниться ей в любви. Я боюсь, что она испугается и я не смогу её больше видеть. Вот бы узнать, любит она меня или нет.
Она: Как я его люблю! Неужели он это не видит. А вдруг заметит и не захочет больше со мной встречаться.
Камнями милая подруга
искала ночью тёмный лес
она бродила как лунатик
её ногами двигал бес
она с дороги быстро сбилась
её сердечко быстро билось
она звала, она кричала
но только эхо отвечало
на одинокий девы крик
да ветер плакал как старик,
тут между скал бродили волки
блистали ночью их глаза,
зрачки волков остры и колки
и если горная коза
завидит волчий блеск зрачка
она несётся с кондачка.