Выбрать главу

Однако на этом автор заканчивает повествование, так как не может отискать своей чернильницы.

Победа Мышина

Мышину сказали: — "Эй, Мышин, вставай!"

Мышин сказал: "Не встану", — и продолжал лежать на полу.

Тогда к Мышину подошел Калугин и сказал: "Если ты, Мышин, не встанешь, я тебя заставлю встать". "Нет", — сказал Мышин, продолжая лежать на полу.

К Мышину подошла Селизнёва и сказала: "Вы, Мышин, вечно валяетесь на полу в корридоре и мешаете нам ходить взад и вперед".

"Мешал и буду мешать", — сказал Мышин.

— Ну, знаете, — сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

— Да чего тут долго разговаривать! Звоните в милицию. Позвонили в милицию и вызвали милиционера. Через пол часа пришёл милиционер с дворником.

— Чего у вас тут? — спросил милиционер.

— Полюбуйтесь, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Вот. Этот гражданин все время лежит тут на полу и мешает нам ходить по корридору. Мы его и так и этак… Но тут Кулыгина перебила Селизнёва и сказала:

— Мы его просили уйти, а он не уходит.

— Да, — сказал Коршунов. Милиционер подошел к Мышину.

— Вы, гражданин, зачем тут лежите? — спросил милиционер.

— Отдыхаю, — сказал Мышин.

— Здесь, гражданин, отдыхать не годится, — сказал милиционер. — Вы где, гражданин, живете?

— Тут, — сказал Мышин.

— Где ваша комната? — спросил милиционер.

— Он прописан в нашей квартире, а комнаты не имеет, — сказал Кулыгин.

— Обождите, гражданин, — сказал милиционер, — я сейчас с ним говорю. Гражданин, где вы спите?

— Тут, — сказал Мышин.

— Позвольте, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Он даже кровати не имеет и валяется прямо на голом полу.

— Они давно на него жалуются, — сказал дворник.

— Совершенно невозможно ходить по корридору, — сказала Селизнёва. — Я не могу вечно шагать через мужчину. А он нарочно ноги вытянет, да еще руки вытянет, да еще на спину ляжет и глядит. Я с работы усталая прихожу, мне отдых нужен.

— Присовокупляю, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Он и ночью тут лежит. Об него в темноте все спотыкаются. Я через него одеяло свое разорвал. Селизнёва сказала:

— У него вечно из кармана какие то гвозди вываливаются. Невозможно по корридору босой ходить, того и гляди ногу напоришь.

— Они давеча хотели его керосином поджечь, — сказал дворник.

— Мы его керосином облили, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Мы его только для страха керосином облили, а поджечь и не собирались.

— Да я бы и не позволила в своем присутствии живого человека сжечь, — сказала Селизнёва.

— А почему этот гражданин в корридоре лежит? — спросил вдруг милиционер.

— Здрасте пожалуйста! — сказал Коршунов, но<Кулыгин>его перебил и сказал:

— А потому, что у него нет другой жилплощади: вот в этой комнате я живу, в этой — вон они, в этой — вот он, а уж Мышин тут в корридоре живет.

— Это не годится, — сказал милиционер. — Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали.

— А у него нет другой жилплощади, как в корридоре, — сказал Кулыгин.

— Вот именно, — сказал Коршунов.

— Вот он вечно тут и лежит, — сказала Селизнёва.

— Это не годится, — сказал милиционер и ушел вместе с дворником.

Коршунов подскочил к Мышину.

— Что? — закричал он. — Как вам это по вкусу пришлось?

— Подождите, — сказал Кулыгин. И, подойдя к Мышину, сказал:

— Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу!

— Не встану, — сказал Мышин, продолжая лежать на полу.

— Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать, — сказала Селизнёва.

— Определенно, — сказал с раздражением Кулыгин. И Коршунов сказал:

— Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement!

Лекция

Пушков сказал:

— Женщина, это станок любви, — и тут же получил по морде.

— За что? — спросил Пушков, но, не получив ответа на свой вопрос, продолжал:

— Я думаю так: к женщине надо подкатываться с низу. Женщины это любят, и только делают вид, что они этого не любят.

Тут Пушкова опять стукнули по морде.

— Да что же это такое, товарищи! Я тогда и говорить не буду, — сказал Пушков, но, подождав с четверть минуты, продолжал:

— Женщина устроена так, что она вся мягкая и влажная.

Тут Пушкова опять стукнули по морде. Пушков попробывал сделать вид, что он этого не заметил и продолжал: