Много князей от чуботрепания за весьма короткое время облысели, как колено, и сделались родоначальниками нынешних балетоманов.
Не мешал также народ князьям называться "Удалыми" и "Бесстрашными".
— Пусть называются, — говорил, улыбаясь, народ.
И добавлял добродушно:
— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не рубило головы.
Самая крупная ссора произошла между Торжком и Новгородом из‑за Макарьевской ярмарки.
Торжок, славящийся своей обувью, ни за что не хотел приезжать на ярмарку.
— Если ты ходишь без сапог, — говорил Торжок, — то и приезжай ко мне. Обую. А таскать свой товар к тебе не стану. Сапоги вещь нежная и самолюбивая. Принесешь деньги, возьмешь сапоги.
Но Новгород ни за что не сдавался.
— При мне, — говорил он, — деньги, при тебе товар. Хочешь получить деньги, потрудись ко мне на ярмарку.
Сторону сапог приняли князья Ярослав и Юрий, а за Новгород вступился Мстислав Удалой.
Понятно, что раз вмешались князья, война стала неизбежной.
Макарьевская ярмарка одержала верх над сапогами и обратила их в бегство. Князь Юрий, ставший грудью за сапоги, еле спасся в одной рубашке. Торжок смирился и в знак покорности стал величать Новгород "господином". Потом это вошло в обычай, и все, обращаясь к Новгороду, говорили:
— Господин Великий Новгород!
И на простой, и на заказной корреспонденции Новгороду писали на конверте: "Его Высокоблагородию господину Великому Новгороду". После чего следовали наименования улицы и дома.
Князей с "именами" у новгородцев не было, и в историю пришлось принимать всех.
Существует легенда, что Новгород управлялся вечем.
По словам легенды, к слову сказать, ни на чем не основанной, управление происходило так.
Посреди города на площади висел колокол. Когда у новгородцев появлялось желание посчитать друг другу ребра и зубы, они приходили на площадь и принимались звонить в колокол.
Моментально площадь покрывалась народом. Ремесленники, купцы, приказные, даже женщины и дети бежали на площадь с криком:
— Кого бить?
Вмиг начиналась всеобщая, прямая, равная, тайная и явная потасовка.
Когда драка переходила в поножовщину, князь высылал своих людей и разнимал дерущихся.
Очень часто, говорит легенда, доставалось самому князю.
Возмущенные нарушением своих прав — свободно сворачивать друг другу скулы, — новгородцы кричали князю:
— Уходи, ваше сиятельство! Не мешай свободным людям ставить друг другу фонари!
Но князь не уходил, а уходили с площади сами новгородцы.
— Уходим потому, что сами так хотим! — говорили гордо новгородцы. — Не захотели бы и не ушли.
— Ладно! Ладно! — отвечали князевы люди, подбадривая новгородцев ударами в спину. — Поговорите еще…
Действительно ли существовало когда‑либо в Новгороде вече, трудно установить. Иностранные ученые склонны думать, что вече существовало.
— Но, — добавляют они, — звонить в вечевой колокол имел право только князь Новгородский, а чтобы никто из новгородцев не мог звонить в колокол, возле него был поставлен городовой.
МОНГОЛЬСКОЕ ИГО
Однажды на Руси раздался крик:
— Халат! Халат! Шурум — бурум! Казанскэ мылэ!..
Русские побледнели.
— Что бы это значило? — спрашивали они, перепуганные, друг друга.
Кто‑то, стуча от страха зубами, догадался:
— Это нашествие татар…
Как бы в подтверждение этих слов еще резче, еще громче прозвучало:
— Халат! Халат! Казанскэ мылэ!
Россияне переполошились.
— Надо сообщить князьям.
Побежали к князьям, которые в эту минуту были заняты весьма важными государственными делами. Мстислав Галицкий только что запустил обе руки в волосы Мстислава Черниговского и старался пригнуть его к земле. Мстислав Черниговский не имел времени обороняться, так как обе руки его были заняты в драке с Мстиславом Киевским. Мстислав Киевский со своей стороны отражал удары Мстислава Черниговского и в то же время старался сесть верхом на Мстислава Галицкого.
Насилу разняли князей и сообщили о нашествии татар.
— Эх, косоглазые черти! — выругались князья. — И подраться как следует не дали. А драка так хорошо наладилась.
Однако делать было нечего. Нужно было немедленно принять экстренные меры.
— Халат! Халат! — уже совсем близко послышался татарский боевой клич.
— Ишь заливаются! — с досадой проворчали князья. — Должно быть, сам Темучин так старается.