Начальником канцелярии министерства внутренних дел был назначен Михаил Михайлович Сперанский, один из образованнейших людей в России. Именно им в романе «Война и мир» сначала восхищается Андрей Болконский, а потом, увидев как тот в неформальной обстановке смеется, слушает и рассказывает анекдоты, — разочаровался.
Уже тогда канцелярскому делу в полиции придавалось очень важное значение. Бюрократический стиль написания деловых бумаг был отнюдь не прост и требовал если не таланта, то, по крайней мере, ума от их составителей. Например, народная память сохранила для потомков такую историю:
Московский полицмейстер извещал Александра I, находящегося в Петербурге, о занятии Первопрестольной войсками Наполеона. Следуя общепринятой форме делового письма того времени, когда, обращаясь к особе Его Императорского Величества, следовало писать не «имею честью сообщить», а сослаться на «счастье» писать любимому Государю. Вот полицмейстер и написал: «Имею счастье известить Ваше величество, что французы заняли Москву…»
В июне 1826 года в составе Собственной Его Императорского Величества канцелярии было создано 3-е Отделение, ставшее вскоре известным как орган политической полиции. Главноуправляющим 3-им Отделением был назначен граф Александр Христофорович Бенкендорф, ставший одновременно и шефом жандармов.
Параллельное существование органов политической и общей полиции — 3-го Отделения и МВД на века заложило основу для соперничества двух ведомств. Сначала руководство «охранки» и полиции старались перещеголять друг друга перед царем, потом руководство госбезопасности и милиции — перед ЦК. Можно сколько угодно спорить о преимуществах одного ведомства над другим, но народное творчество в равной степени полюбило их, «прославляя» в своих анекдотах.
Вскоре после учреждения Корпуса жандармов, служащие которого носили мундиры голубого цвета, Ермолов сказал об одном из армейских генералов:
— Мундир на нем зеленый, но если хорошенько поискать, то, наверно, в подкладке найдешь голубую заплатку.
Известному юристу А. Ф. Кони однажды предложили занять вновь учреждаемую должность прокурора при корпусе жандармерии. Вот как Кони мотивировал свой отказ:
— Помилуйте, но прокурор при корпусе жандармерии это же все равно, что архиерей при публичном доме!
В жандармы часто попадали люди без должной подготовки, и они иногда попадали в комичные ситуации. Часто, надевая партикулярное платье, они второпях оставляли форменные брюки с кантом. Как-то один такой жандарм подсел на бульваре к студенту, за которым ему было поручено следить, и попытался завести непринужденный разговор. Он достал папиросу и обратился к студенту:
— Позвольте закурить, господин студент! Тревожные теперь времена!
Студент спокойно ответил:
— Да, тревожные!
Жандарм продолжал:
— Небось, плохо приходится вашему брату. Все с опаскою надо…
Тут студент не выдержал:
— Конечно, если умный жандарм попадется, то надо с опаской. А иной болван сразу виден: пинжак-то напялил, а брюки оставит форменные, вон совсем, как у вас…
Создание МВД и регулярной полиции позволило значительно улучшить состояние криминогенной обстановки в России. Середина XIX века, возможно, стала самой спокойным периодом для населения за всю историю государства. Ушли в прошлое лихие налеты бандитских шаек. Структура преступности существенно сместилась от насильственного завладения чужим имуществом к его тайному похищению. В 1853 г. на полмиллиона населения Санкт-Петербурга приходилось всего пять убийств, 6 грабежей и 1260 краж. В Екатеринбурге и других уральских городах в середине XIX века убийства вообще были редким явлением.
В целом, преступления в ту пору по большей части были простыми, и наказание за них тоже следовало простое и скорое. Буянов и хулиганов городовые волокли в квартал, где квартальный или его помощник тут же выслушивали обвиняемого и потерпевшего, после чего выносили свой вердикт. Наказание в основном выражалось в строгом устном внушении или же в «воспитании» розгами. Обычно назначалось 10–20 ударов розгами, которые тут же производились пожарными служителями полицейской части. С мелкими воришками поступали еще проще. Городовому даже было не обязательно вести их в квартал. Достаточно было нарисовать ему мелом круг на спине, дать в руки метлу и заставить мести тротуар возле места совершения кражи. Вокруг таких метельщиков обычно собиралась толпа зевак, которые старались «поддеть» их язвительными замечаниями. И такой позор нередко становился наиболее действенной профилактической мерой.