«Гости добрались наконец гурьбой к дому полицмейстера. Полицмейстер, точно был чудотворец: как только услышал он, в чем дело, в ту же минуту кликнул квартального, бойкого малого в лакированных ботфортах, и, кажется, всего два слова шепнул ему на ухо да прибавил только: «понимаешь!», а уж там в продолжение того времени, как гости резались в вист, появилась на столе белуга, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, севрюжки, сыры, копченые языки и балыки, это все было со стороны рыбного ряда. Потом появились с хозяйской стороны, изделия кухни: пирог с головизною, куда вошли хрящ и щеки 9-пудового осетра, другой пирог с груздями, пряженцы, маслянцы, взваренцы. Полицмейстер был некоторым образом отец и благодетель в городе. Он был среди граждан совершенно как в родной семье, и в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую. Вообще он сидел, как говорится на своем месте и должность свою постигнул в совершенстве. Трудно было даже и решить, он ли был создан для места или место для него».
Николай Васильевич, называя полицмейстера «отцом и благодетелем в городе», надо полагать, по своему обыкновению иронизировал, а между тем есть немало примеров тому, как руководители полиции проявляли отеческую заботу по отношению к гражданам. В этой связи весьма показательна история с празднованием студентами Татьяниного дня.
В середине XIX века святая мученица Татьяна официально стала почитаться как покровительница российских студентов и профессуры. С тех пор 12 января по старому стилю (по новому — 25) российские студенты праздновали так отчаянно, что перед их пьянками меркли знаменитые пирушки учащихся западноевропейских университетов. Мученики науки надирались до поросячьего визга, крушили мебель в кабаках и бесстрашно бросались в драку с городовыми, прибывшими их усмирять. Конечно, можно было бы для наведения порядка прибегнуть к испытанному приему: «запрещать и не пущать», однако ректор Московского университета обратился к обер-полицмейстеру с неожиданной просьбой — «разрешать и прощать». И уж вовсе фантастическим выглядит последовавший после этой просьбы приказ московского обер-полицмейстера. Он предписывал в Татьянин день все питейные заведения отдавать студентам, а городовым разрешал доставлять перепившихся учащихся доставлять в участок только в самом крайнем случае. Если студент был еще в силах выговорить свой адрес, то его следовало доставить домой на извозчике за счет полицейского управления. Так что образованных людей тогда ценили и берегли.
Вообще, если Министры внутренних дел обычно были фигурами политическими, отдаленными и от простого народа и от своих подчиненных, то полицмейстеры — руководители полицейского ведомства на местах больше находились на виду у обывателей, поэтому стали одними из любимых персонажей народного творчества. Как известно во все времена большая часть денег и основная светская жизнь крутились в столицах. Поэтому только в двух столичных городах, в Москве и Санкт-Петербурге существовали должности обер-полицмейстеров. Для современного понимания можно сказать так: обер-полицмейстер — генеральская должность, полицмейстер — полковничья. Некоторые из тех, кто занимал эти высокие посты, оставили свои имена в истории.
О нескольких московских обер-полицмейстерах и полицмейстерах очень интересно рассказывает Александр Хабаров в своей книге «Россия ментовская»:
«Андрей Михайлович Богословский, помощник университетского врача и субинспектор в университете, большой острослов и шутник, необыкновенно комично изображал фантастическое, конечно, совещание, которое будто бы созвал у себя раз генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков по вопросу о том, как быть и что делать, если опять французы придут на Москву, и когда будто бы он обратился к Огареву: «Огарев, а ты как думаешь?» — то Огарев выступил с советом стрелять по наступающим французам из Царь-пушки; но когда ему заметили, что ведь у Царь-пушки всего только четыре ядра, то он ответил: «А я буду посылать пожарных таскать их назад»».
Николай Ильич Огарев отличался длиннейшими на польский манер, свешивающимися усами и любим был за добродушие. А еще он запомнился современникам введением в пожарных частях Москвы одномастных лошадей. А вот что написал о нем В. Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи»:
«Из властей предержащих почти никто не бывал на Сухаревке, кроме знаменитого московского полицмейстера Н. И. Огарева, голова которого с единственными в Москве усами черными, лежащими груди, изредка по воскресеньям маячила над толпой около палаток антикваров. В палатках он время от времени покупал какие-нибудь удивительные стенные часы, И всегда платил за них наличные деньги, и никогда торговцы с него, единственного, может быть не запрашивали лишнего. У него была страсть к стенным часам. Его квартира была полна стенными часами, которые били на разные голоса непрерывно, одни за другими. Еще он покупал карикатуры на полицию всех стран, и одна из его комнат была увешана такими карикатурами. Этим товаром снабжали его букинисты и цензурный комитет, задерживавший такие издания.