Все это сразу же прекратилось на другой же почти день по приезде Власовского, начавшего жесточайшим образом подвергать их денежным штрафам или отсидке при полиции. О штрафах этих возвещалось в его знаменитых «приказах» по полиции, которые он ежедневно издавал и которые печатались в издававшейся тогда особой газете «Ведомости московской городской полиции». Приказы были лаконичны, но сильны; например: «Легковой извозчик номер такой-то слез с козел — штрафу 10 рублей», «Оказал ослушание полиции — штрафу 25 рублей», «Слез с козел и толпился на тротуаре», «Халат рваный — штрафу 5 рублей», «Произнес неуместное замечание — штрафу 15 рублей» и т. д.
….Все стихло. Извозчики смирно и молча сидели на козлах, не смея слезть с них, у унылыми, вытянутыми лицами.… Был сразу же наведен полный порядок».
«Крутые и энергичные действия обер-полицмейстера с первых же дней его появления заставили о нем много говорить в Москве. Он скоро стал анекдотическим человеком, предметом рассказов. Невысокий, невзрачный, с какого-то черного цвета гарнизонной физиономией, с усами, без бороды, с пристальным злым взглядом, которым он, казалось, видел сквозь землю на три аршина и там следил, нет ли каких-нибудь беспорядков, он целый день и всю ночь летал по городу на своей великолепной паре с пристяжной, зверски исподлобья высматривая этих нарушителей порядка, и немилосердно попавшуюся жертву казнил.
Неудивительно, что извозчики, сторожа и полиция терпеть его не могли и трепетали перед ним, извозчики с ненавистью говорили о нем с седоками. Налеты его были самые неожиданные, а в приказах он умел не только немилосердно казнить, но и с жестоким сарказмом высмеять казнимого. Мне запомнился, например, такого рода его приказ: «В четыре часа утра такого-то числа при приезде моем в Петровско-Разумовский участок дежурный околоточный, снявши шапку и шашку, облокотясь на стол, спал и при входе моем не рапортовал мне о состоянии участка». Ясно, что не рапортовал, когда спал. Можно себе представить состояние духа околоточного, когда он, проснувшись, узрел перед собою нежданного посетителя.
Требовательность свою он доводил иногда до нелепости. Ради какого-то эстетизма он, например, требовал, чтобы откосы тротуаров были посыпаны желтым песком.
Действительно, в улице, окаймленной двумя желтыми лентами, было что-то красивое, но это была обременительная повинность для домовладельцев, и не только ненужная, но и вредная. Дождь сносил песок по желобкам уже в водостоки, которые сооружала городская управа, и водостоки засорялись. Обер-полицмейстер штрафовал домовладельцев за непосыпку откосов песком, а городская управа привлекала к суду мирового судьи тех, которые посыпали».
Отвагой на пожарах запомнился современникам полицмейстер Шульгин, несший службу при Александре I. Говорят, это был бог огня и любимец публики. Он бесстрашно лез в самое пекло и весьма умело руководил тушением пожаров. Однако в то же время Шульгин запомнился своим сибаритством. Бытописатель старой Москвы Михаил Пыляев писал о нем так:
«Кухня его была образцом порядка и опрятности. Он по утрам сам ходил на кухню и осматривал припасы, приготовленные на дань и разложенные на столах под хрустальными колпаками. Посуда, столы, стены, полы, одежда поваров, они сами и все прочее отличалось безукоризненною щегольскою чистотою и блеском; малейшая пылинка не могла укрыться от зоркого его взгляда. Эта чистота и блеск проявлялись во всем житейском быту Шульгина и на всем, что хоть несколько подлежало непосредственному его влиянию. Он очень любил хорошо покушать и угостить своих приятелей хорошим обедом.
Злые языки в то время рассказывали, что фельдъегерь, который схватил Коцебу, известного драматического писателя, на границе и отвез его в Сибирь, как раз и был этот самый Шульгин. Коцебу впоследствии называл его только по фамилии и говорил, что он отличался курьезной способностью пить и есть на каждой станции при перемене лошадей — без разбора и порядка, все, что можно было отыскать, — мед и паюсную икру в одно и то же время».
А в записках Михаила Шевлякова, составленных по рассказам начальника Санкт-Петербургской сыскной полиции И. Д. Путилина приводится следующая веселая история о нем:
Московский обер-полицмейстер А. А. Шульгин был назначен на эту должность специально, как ходили в то время слухи, для искоренения мошенничества и воровства.
Приехав в Москву, Шульгин громогласно хвастал, что искоренит это зло, и принялся за него не на шутку. Но московские жулики, проведавшие об этом, на первых порах его деятельности заявили себя необоримыми и дали о себе чувствительное понятие самому новому обер-полицмейстеру.