Изыскивались меры для того, чтобы повысить «уровень доверия общества к полиции», поднять престиж полицейской службы. Ставился вопрос о полицейской этике, об учреждении в полиции судов чести, создания полицейских клубов. Повышение уровня образования, формирование новых морально-этических принципов деятельности полиции, по мнению П. А. Столыпина, были особенно важны в условиях перехода страны к конституционной монархии, когда еще не сложилась соответствующая политическая культура, «не выработаны определенные правовые нормы и поэтому центр тяжести, центр власти лежит не в установлениях, а в людях».
Увы, планам Столыпина не суждено было сбыться, они погибли вместе с ним.
Вообще, складывается впечатление, что насколько Екатерина II умела находить и приближать к себе людей талантливых, настолько Николай II отличался способностью находить и возвышать людей далеко не самых достойных. Пожалуй, только Столыпин стал ярким исключением из этого правила. Возможно, Петр Аркадьевич был для царя и всей России именно тем последним шансом не допустить революции, но ни император, ни общество не оценили этого.
Казалось, что на Столыпина давили одновременно и слева и справа, и сверху и снизу. Как-то на заседании Государственной Думы либералы упрекнули Председателя кабинета министров в излишней жестокости по отношению к рабочим, Петр Аркадьевич ответил им знаменитой фразой: «Вам нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия».
И те же самые либералы выражали, можно сказать, кровожадность, когда речь заходила о стражах порядка. Когда в Думе Столыпин привел данные о количестве раненых и убитых после событий 1905 года сотрудниках полиции, раздались многочисленные возгласы — «Мало!» В ответ Столыпин сказал, что для него полицейские — это «люди, свято исполняющие свой долг, любящие свою родину и умирающие на посту, как на войне».
Столыпин искренне хотел блага своему Отечеству. И не раз рисковал жизнью во имя высокой цели. Страшным испытанием для Петра Аркадьевича стал взрыв террористами взрыв его дома на Аптекарском острове. Погибло более 30-ти невинных людей и еще около 40-ка остались покалеченными. Большинство из них пришли в этот дом, с большим трудом добившись личного приема у председателя Совета министров. Столыпин остался невредим, но пострадали его дети. Он сам откапывал из-под обломков своего сына, а его 15-летней дочери оторвало ноги.
В. В. Шульгин в своих «Размышлениях» интересно описывает ситуацию после взрыва:
«Он еще не совершил ему предназначенного, и ангел жизни закрыл его от ангела смерти.
Но в высоком человеке, вышедшем из дымящегося хаоса, как некое белое приведение, сначала не узнали, кто он. С головы до ног он был покрыт саваном, как воскресший Лазарь. Но этот плащ, что его покрыл, был не саван, а густой слой известковой пыли.
Ему надо было умыться, воду принесли прямо из Невы; на берегу ее, на Аптекарском острове, стоял погибший дом. И тут произошло нечто символическое. Сбежавшаяся толпа кричала: Врача, врача!
— Я врач! — отозвался один господин, проезжавший на извозчике.
Увидев белое приведение, врач приказал: — Прежде всего, умыться!
И когда высокий человек умылся, врач подал ему полотенце. И тут они узнали друг друга. Врач понял, что перед ним глава Правительства, а Столыпин разглядел, что врач — доктор Дубровин, председатель Союза Русского народа.
Эволюции не хотели ни слева, ни справа. Дубровин был противник Столыпина справа. Левые ответили на эволюцию бомбами, а правые — ядовитыми стрелами, направленными против лозунга:
— Вперед на легком тормозе!»
И в этом же произведении В. Шульгин рассказывает о мужестве, с которым Петр Аркадьевич встречал любую опасность:
Человек этот был воистину мужественен. Когда он был Саратовским губернатором, произошли народные волнения. Губернатору доложили, что на какой-то площади собралась большая и угрожающая толпа. Он немедленно поехал туда без всякой охраны. Подъехав, вышел из экипажа и пошел прямо к бунтующему сборищу. От толпы отделились несколько человек и впереди здоровенный парень с дубиной. Увидев его и поняв его намерения, губернатор повернул на него. И прочел в глазах парня, что он ударит. Но предупредил его. Губернатор не ударил, но сделал лучше. Он скинул с себя мешавшую ему меховую шинель и бросил ее парню.