И вот в результате такого пустякаЗощенко долгие годы находился под колпаком у спецслужб. На дне рождения у К. И. Чуковского он рассказывал об этом так:
Это было в 1935 году. Был у меня роман с одной женщиной — и нужно было вести дело осторожно, т. к. у нее были и муж, и любовник. Условились мы с нею так: она будет в Одессе, а я в Сухуми. О том, где мы встретимся, было условлено так: я заеду в Ялту, и там на почте меня будет ждать письмо до востребования с указанием места свидания. Чтобы проверить почтовых работников Ялты, я послал в Ялту «до востребования» письмо себе самому. Вложил в конверт клочок газеты и надписал на конверте: М. М. Зощенко. Приезжаю в Ялту: письма от нее нет, а мое мне выдали с какой-то заминкой. Прошло 11 лет. Ухаживаю я за другой дамой. Мы сидим с ней на диване — позвонил телефон. Директор Зеленого театра приглашает — нет, даже умоляет меня выступить — собралось больше 20 000 зрителей. Я отказываюсь — не хочу расставаться с дамой. Она говорит:
— Почему ты отказываешься от славы? Ведь слава тебе милее всего!
Я:
— Откуда ты знаешь?
Дама:
— Как же! Ведь ты сам себе пишешь письма. Однажды написал в Ялту, чтобы вся Ялта узнала, что знаменитый Зощенко удостоил ее своим посещением.
Я был изумлен. Она продолжала:
— Сунул в конверт газетный клочок, но на конверте вывел крупными буквами свое имя.
Я:
— Откуда ты знаешь?
Дама:
— А мой муж был работником ГПУ, и это твое письмо наделало ему много хлопот. Письмо это было перлюстрировано, с него сняли фотографию, долго изучали текст газеты… и т. д.
Таким образом, вы видите, что власть стала преследовать меня еще раньше, чем это было объявлено официально». (с сайта «Старого Ворчуна»)
Советская власть умела увлекать народ на подвиги. Не случайно победа на фронтах гражданской войны осталась именно за ней. Но у молодой Советской Республики имелся кроме белой армии и еще один очень серьезный противник. Бандитизм стал угрозой не только обывателям, но и государству в целом. Только за 1921 и первое полугодие 1922 г. отряды милиции 3096 раз вступали в вооруженные схватки с бандформированиями. Было задержано 4 тыс. контрреволюционеров и около 16 тыс. бандитов. В боях с бандами милиция Российской Федерации потеряла за полтора года 1340 сотрудников.
Милиции приходилось вести самую решительную борьбу не только с бандитизмом, но и с давней бедой русского народа — пьянством, которое зачастую идет рука об руку с преступностью. В стране хлеб выдавался по карточкам, зато самогона было, хоть залейся. Во многом этому способствовала экономическая ситуация. Сельским жителям было гораздо выгоднее продавать не зерно, а изготовленный из него самогон. Борьба с распространением этого зелья потребовала от милиции концентрации больших сил. Например, только за период с 1 ноября пo 15 декабря 1922 г. Московской милицией «произведено в целях искоренения самогонки 5807 обысков, из них более 3 тысяч с результатом (найден самогон и самогонные аппараты). А в 1924 г. в Уральской области было изъято у населения 15563 самогонных аппарата и свыше 18 тысяч ведер «огненной воды».
Однако, как это всегда бывает в жизни, героизм и самоотверженность идут рука об руку с леностью и хамством. Правда когда с этими пороками начинали бороться по-революционному жестко, то получались перекосы и перегибы. Как в следующей истории:
Однажды старый большевик, политкаторжанин, член ЦКК Сольц ехал на заседание ЦК как всегда на трамвае. На остановке выход из вагона ему загородил пьяный верзила и обозвал его «жидёнышом». Стоявший рядом милиционер лениво преложил пьяному пропустить «пархатого старика».
Сольц возмутился поведением представителя советской власти, и тогда милиционер отволок Сольца, который так и не представился, в отделение милиции.
В отделении милиции Сольца допросил дежурный милиционер, признал, что милиционер нехорошо выразился про «жида», но вот оскорблять красных милиционеров никому нельзя. Сольц потребовал встречи с начальником отделения, но тот не стал его слушать и велел отправить окончательно распоясавшегося пассажира трамвая в камеру. Тогда Сольц потребовал разрешения позвонить Дзержинскому, на что все отделение громко расхохоталось, мол, у Дзержинского других дел нет. Только после этого Сольц трясущимися руками достал свое удостоверение: немая сцена.